Познавательные маршруты по родному краю: теория, методика, практика
«я люблю детей так, как никого другого… Я никогда не сумел бы так полюбить женщину, как их люблю»
Феликс Дзержинский, из письма к сестре Альдоне, 1902.
Этот обзор написан пять лет назад. Теперь уже понятно, что именно выросло из поколения педагогического брака в России и на Украине — любители футбола, чистоты нации и «все отобрать и разделить». Их теперь «канализуют как протестный контингент», но поскольку бомбить Украину нельзя по причине перенасыщенности ядерными объектами, быстро канализовать их не получается. А для мирной жизни контингент не имеет ни профессиональных навыков, ни особой готовности к семейной жизни и верности, ни элементарных навыков домоводства. Выросшие беспризорники это террористы. Даже военных наемников из них полноценных не получается, привычка выполнять приказы не выработана.
Еще одна цитата: «нет ничего практичнее хорошей теории«. Это уже Иосиф Сталин, теоретик и практик смены элит. А именно смена элит это самое важное и в России, и на Украине. Поэтому о Феликсе Дзержинском как друге детей, среди прочего имевшего отношение и к созданию Артека.
Самая богатая страна Европы Украина официально признает за собой (в себе) 100 тысяч детей, лишенных родительской опеки.
В самой богатой стране Евразии, которая сильно хочет быть Украине «старшим братом», беспризорников лет пять назад насчитывалось и под 1-2 миллиона. Но проблема решилась простым вымиранием.
Впрочем, никто не знает цифр, поскольку статистики нет. И остается явная «черная дыра» — отсутствие воспитательной доктрины во всех пост-советских странах.
Перетаскивание с Запада вместе со «свинячим гриппом» демократических ценностей вроде дебильного болонского процесса для студентов или ювенального права для малолетних отморозков, надеюсь, уже вызывает вопросы.
А на эти вопросы самые надежные ответы могут дать только факты из нашей истории.
Нашей, в самом прямом смысле — из истории наших семей: почему моя мама любит Сталина, если она отлично помнит, что ее семья подвергалась репрессиям?
В истории каждой советской семьи есть (и всегда будут) факты успешной воспитательной доктрины Советского Союза 1920-1940 годов.
Основы этой доктрины заложил Феликс Дзержинский и его соратники (а точнее педагоги, которым он оказал поддержку): Зиновий Соловьев — основатель Артека, Антон Макаренко — воспитатель советской элиты из беспризорников, в основном дворянского происхождения (как-то не принято говорить, что Макаренко выбирал своих воспитанников из гимназистов).
Железный Феликс считается неким «антихристом», средоточием зла, красного террора. Любовь Дзержинского к детям считается теперь неким казусом, «приколом». Но разве глумление над историей ВЧК воскрешает «славное» и «чистое» господство в Российской империи высших над «низшими»?
Зачем уничтожать памятники Дзержинскому, если вопросы, ради которых он убивал миллионы людей, все еще не имеют точного решения?
Давайте помнить и думать!
Далее просто обзор публикаций (выбор мой, уж на это оставляю право за собой):
1. Дети Дзержинского
2. Эпоха Дзержинского
3. С. С. ДЗЕРЖИНСКАЯ. ПЛАМЕННЫЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР
4. ВОЕННО-ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТ. Курсовая работа
Тема: Социально-правовая защита детей и подростков, попавших в трудную жизненную ситуацию
5. ОБЩЕСТВО «ДРУГ ДЕТЕЙ» Т. П. БИБАНОВ
6. Наставник юности. Публикации о Дзержинском в газетах и книгах
7. А. С. МАКАРЕНКО. ПРЕКРАСНЫЙ ПАМЯТНИК Дзержинскому. ФЭД — лидер современной промышленной и военной оптики
8. Я. Ф. ДЗЕРЖИНСКИЙ. МОЙ ОТЕЦ, КАКИМ Я ЕГО ПОМНЮ
26 августа 2006; №1 за 2006 год; стр. 101 рубрика: Территория детства
Автор публикации: С. Д. Гладыш
Уже само название возвращает нас к годам гражданской войны и послевоенной разрухи, когда беспризорность была настоящим бедствием общества. Казалось бы, сегодня эта проблема уже не может быть столь актуальной и значимой. Увы. В наши дни, по данным комитета Государственной Думы по делам женщин, ежегодно более 50 тысяч детей убегают из дома. Только в Москве, как сообщает ГУВД, за 9 месяцев 2004 года задержано 20 тысяч беспризорников и почти 3 тысячи подростков, замешанных в преступной деятельности. Причина? А причина — все более ухудшающееся социально-экономическое положение. Войну гражданскую сменила «война с детьми в семье». Тот же думский комитет по делам женщин, семьи и молодежи подсчитал, что около 2 миллионов детей в возрасте до 14 лет ежегодно подвергаются избиению в семье. Мальчиков бьют в три раза чаще, чем девочек. И это совсем не традиционное родительское «ремешком по мягкому месту».
Многочисленные программы борьбы с современной беспризорностью: правительственные, муниципальные, благотворительные — пробуксовывают. Чиновники самых разных уровней власти разводят руками в бессилии.
Но так ли уж все беспросветно? Был же уже в истории нашей страны положительный опыт борьбы с беспризорностью — деятельность по охране и защите детства, инициированный Дзержинским и его соратниками — чекистами первых послереволюционных лет. О нем и предлагаемая вниманию читателей статья.
У моего отца нет детских фотографий. В 1918 году вся его семья — родители, две сестры — умерли от испанки. В пустом заброшенном доме его нашел «дяденька в фуражке». Мальчика определили в подмосковную детскую колонию. Там его выучили французскому языку, бальным танцам и дали прекрасное образование.
Фамильный альбом моей мамы полон роскошных фотографий: мужчины в погонах и эполетах, дамы с генералами, сестры милосердия в белых передниках, прелестные маленькие девочки с распущенными волосами и мальчики в форме тенишевского училища. Однако, среди этих детей нет моей мамы — самого младшего ребенка в семье полковника императорской армии.
Мама, как и многие дети «бывших», выжила благодаря Дзержинскому. Именно Дзержинский настоял на том, чтобы Специальный Декрет Совета Народных Комиссаров 1919 года обязал бесплатно обеспечивать детей продуктами питания вне зависимости от их социального происхождения. Такая позиция Феликса Эдмундовича понравилась далеко не каждому, но Ленин ее поддержал и подписал Декрет. По инициативе Дзержинского вводится детская карточка на получение обеда из двух блюд, кроме того — 30 хлебных и 30 продуктовых талонов в месяц. К слову — тогда паек рабочего или даже красноармейца был значительно меньше. Мама выжила, а в конце двадцатых в педагогическом училище познакомились и полюбили друг друга мои будущие родители. Признаюсь честно — если бы не эти обстоятельства, мой интерес к личности Председателя ВЧК, а также Наркома Путей Сообщения и Председателя ВСНХ СССР — Феликса Эдмундовича Дзержинского, скорее всего, ограничился бы лишь тем, что предлагала школа и замечательные, искренние книги о Дзержинском Юрия Германа. Если бы не эти обстоятельства…
Известно, что во все времена по счетам взрослых всегда платили дети. Когда меньше, когда больше, но всегда — сполна. И нет тому свидетельства откровенней и беспощадней, чем Россия начала двадцатого столетия. С августа девятьсот четырнадцатого малолетки и подростки отбивались от дома, убегая «от немцев» из западных губерний России. События семнадцатого года и Гражданская война выплеснули в море скитальчества миллионы детей. К 1915 уже 83 848 детей остались без куска хлеба.
«В сфере политического беженства, — писал в 1924 году известный врач Лев Маркович Василевский, — к случаям физической потери детей родителями и родителями детей присоединились не менее болезненные случаи, когда родители и дети оказывались по другую сторону баррикад».
Надежда Константиновна Крупская на встрече с московскими педагогами в начале двадцатых чистосердечно призналась, что «детская беспризорность — одна из издержек революции». «Издержки» — семь миллионов детей, кочующих в ящиках под товарными вагонами, умирающих от голода и тифа на улицах городов и вокзальных площадях, теряющих человеческий облик! Скромно сказано! Ожесточившаяся армия обездоленных детей, добывая средства к существованию, действовала ошеломляюще нагло и изобретательно. Одно только слово «беспризорник» вызывало трепетный страх обывателя и головную боль у милиции. Число уголовных дел на беспризорников-малолеток катастрофически увеличивалось: в 1920 году таковых было 12 500, 1925-й выдал уже 32 635.
Беспризорник — враг, он опасен, он — социальное зло! Просивших хлеба шпыняли — «отстань», «пошел вон!». Пойманных воришек мордовали жестоко, случалось — забивали насмерть. Дети отвечали, заражая своей злобой, голодом, сиротством: «Попробуй, поживи с мое!» Угрюмые и злобные, воришки и проститутки, наполовину дикие звереныши, и все же — «дети, нежные дети, никогда не знавшие ни сказок о снежной королеве», ни сверкания рождественской звезды, но доподлинные мечтатели и чудаки… но где же напастись жалости к этим видениям немилосердной ночи?».
Ими занялся Совет охраны детей при Наркомпросе, состоявший из представителей наркоматов здравоохранения, просвещения, внутренних дел, социального обеспечения. Руководил Советом Феликс Дзержинский. В конце 1920 года он отправляет А. Калинину — уполномоченную Моссовета — в освобожденные от белогвардейцев юго-восточные районы Европейской России, чтобы выяснить, в каких условиях находятся там дети. Вернувшись в Москву, она вручила Дзержинскому красноречивый отчет: «Война, голод и эпидемии с каждым часом все больше и больше уносят в могилу отцов и матерей. Количество сирот и беспризорных детей растет с ужасающей быстротой. Дети, как это наблюдается во всех не только голодающих, но и производящих губерниях… десятками ходят голодные, холодные по миру за подаяниями, научаются разврату, обворовывают и наводят панику и ужас на села и деревни…»
Дети стихийно тянулись на юг, — где тепло и сытно, они объединялись, создавали настоящие эшелоны, располагаясь на больших узловых станциях целыми лагерями. Этот детский поток растет ото дня на день и принимает угрожающий характер. «В поисках выхода из этого положения начальник эвакопункта Кавказского фронта издал совершенно недопустимый приказ: поставить заслон и не пропускать ни одного такого ребенка в пределы Кавказа. Такие же заслоны встречали детей на Дону и в других местах. Ребенок попадает тут, как в западню, и, куда бы ни повернулся, всюду наталкивается на оружие. Он дичает, становится похож на звереныша, начинает искать средства, чтобы прорвать эту сеть любым способом, даже оружием».
В приютах многих губерний детям жилось немногим лучше — они страдали от голода и холода, чесотки. Детские дома, рассчитанные на 50 детей, брали и 150, и 200 — не выбрасывать же ребенка на улицу! Они спали по 6-8 человек на одной кровати, ели из консервных банок, руками. Не было даже тряпья на обмотки: ходили босиком, обмораживали ноги.
Требовались экстренные меры, чтобы спасти жизнь сотен тысяч детей. И Дзержинский принимает решение. Одним из первых он познакомил со своей программой Наркома Просвещения Анатолия Луначарского:
«Феликс Эдмундович позвонил мне и предупредил меня, что сейчас приедет для обсуждения важного вопроса.
Дзержинский и дети
— Я хочу бросить некоторую часть моих личных сил, а главное сил ВЧК, на борьбу с детской беспризорностью, — сказал мне Дзержинский, и в глазах его сразу же загорелся такой знакомый всем нам, несколько лихорадочный огонь возбужденной энергии.
— Я пришел к этому выводу, — продолжал он, — исходя из двух соображений. Во-первых, это же ужасное бедствие! Ведь когда смотришь на детей, так не можешь не думать — все для них! Плоды революции — не нам, а им! А между тем, сколько их искалечено борьбой и нуждой. Тут надо прямо-таки броситься на помощь, как если бы мы видели утопающих детей. Одному Наркомпросу справиться не под силу. Нужна широкая помощь всей советской общественности. Нужно создать при ВЦИК, конечно, при ближайшем участии Наркомпроса, широкую комиссию, куда бы вошли все ведомства и все организации, могущие быть полезными в этом деле. Я уже говорил кое с кем; я хотел бы стать сам во главе этой комиссии; я хочу реально включить в работу аппарат ВЧК. К этому меня побуждает второе соображение: я думаю, что наш аппарат один из наиболее четко работающих. Его разветвления есть повсюду. С ним считаются. Его побаиваются. А между тем даже в таком деле, как спасение и снабжение детей, встречается и халатность и даже хищничество! Мы все больше переходим к мирному строительству, я и думаю: отчего не использовать наш боевой аппарат для борьбы с такой бедой, как беспризорность?
Деткомиссия создалась. Если подсчитать количество детей, спасенных ею при постоянном деятельном участии ЧК, позднее ГПУ, то получится внушительнейшее свидетельство благотворности тогдашнего движения мысли и сердца Феликса Эдмундовича».
Не обошлось, разумеется, без некоторых опасений: «боюсь, что на местах нас не поймут», — вспоминал начальник войск ВЧК Василий Иванович Корнев. Однако дети, спящие в асфальтовых котлах и под мостами, погибающие от голода, не должны ждать, пока «на местах» разберутся.
«ПРИКАЗ
Всероссийской Чрезвычайной Комиссии
№23 Москва, 27 января 1921 г.
Всем органам на местах (ЧК, 00 и ТЧК).
Президиум ВЦИК на заседании от 27/1 1921 года постановил организовать при ВЦИК Комиссию по улучшению жизни детей. Положение детей, особенно беспризорных, тяжелое, несмотря на то, что Советская Власть не щадила для этого ни средств, ни сил.
Три года напряженной борьбы на внешних фронтах не дали возможности однако сделать всего необходимого в этой области для обеспечения и снабжения детей и окружения их исчерпывающей заботой.
Приходилось сплошь и рядом передавать заботу о детях людям, которые оказывались врагами пролетарской революции, чуждыми ей и пролетарским детям, сплошь и рядом в детях не только не развивали коммунистических идей и чувств, но обкрадывали их и лишали их того, чем Советская власть при общих тяжелых условиях не жалела снабдить детей, и оставляли их без призора и забот. Сейчас пришло время, когда вздохнув легче на внешних фронтах, Советская власть может со всей энергией взяться и за это дело, обратить свое внимание в первую очередь на заботу о детях, этой будущей нашей опоре коммунистического строя.
И Чрезвычайные Комиссии как органы диктатуры пролетариата не могут остаться в стороне от этой заботы и они должны помочь всем, чем могут Советской власти, ее работе по охране и снабжению детей. Для этой цели, чтобы втянуть аппараты ЧК, Президиум ВЦИК назначил меня председателем упомянутой Комиссии при ВЦИК по улучшению жизни детей. Пусть это будет указанием и сигналом для всех Чрезвычайных Комиссий. Каждая Чрезвычайная Комиссия должна рассмотреть, что и как она может сделать для детей, назначив для этой работы ответственного руководителя, подыскав соответствующих работников как у себя, так и через Компар, Женотделы, Губпрофсоветы и т. п. Работа Чрезв. Комиссий в этой области будет однако плодотворна лишь при том условии, если она будет проводиться не параллельно с работой органов, ведающих обеспечением и снабжением детей, а в ближайшем с ними контакте, в согласии с ними.
С этой целью Губернские Чрезв. Комиссии должны немедленно связаться с соответствующими Отделами Наробраза, Наркомздрава, Компрода и др. и оказывать им всяческое содействие и поддержку в их работе, получая от них задания и давая им свою информацию.Чрезвычайные Комиссии в этом деле должны себе поставить задачей:
1. Тщательное и объективное обследование и информирование местных Исполкомов и соответственных их Отделов, а также ВЧК о фактическом положении детей на местах, о состоянии детских домов, приютов, детских садов, яслей, детских больниц, санаториев, о положении и количестве беспризорных детей, нуждающихся в помещении в детских домах и т. д.
2. Наблюдение, выполняются ли декреты о детском питании и снабжении, и изыскание мер и способов к их выполнению.
3. Постоянная всемерная помощь местным Наробразам, Губздравотде-лам и продовольственным органам в деле питания и снабжения детей.
4. Строгое наблюдение за тем, чтобы здания под детские дома никем не занимались и не отбирались (вариант: незаконно не отбирались) и содействие в подыскании лучших зданий.
5. Помощь в скорейшем проведении ремонта детских домов и в снабжении их достаточным количеством топлива и предметов их оборудования.
6. Р-и Ортечека обязаны взять под свою защиту беспризорных детей на вокзалах и в поездах; помочь Отделам Наробраза в организации распределителей и домов для этих детей; в случае невозможности принять детей Отнаробразом, изыскать иные способы снабжения их помещением и продовольствием.
7. О всех случаях хищений, злоупотреблений или преступного отношения к детям и разгильдяйства — Чрезв. Комиссии должны доводить до сведения своего Исполкома и соответствующего Отдела его, и все дела, требующие наказания, передавать в Рев. трибунал или в Народный суд, по важности дела — для гласного разбирательства.
Чрезвычайные Комиссии, преследуя все эти задачи в своей работе, должны помнить, что цель ее будет достигнута только тогда, когда каждый шаг будет направлен к исправлению, улучшению и укреплению тех аппаратов Советской власти, которые ведают делом заботы о детях — т. е. в первую очередь Отнаробраза. Этого не нужно никогда забывать. Только при этом условии успехи наших усилий не будут преходящи и временны. Поэтому Чрезв. Комис. должны не вмешиваться, а помогать органам, на которых лежит обязанность заботы о детях — должны устранять и изобличать преступников и изыскивать источники средств, сил, новых работников, помогать всем, чем только можно.
Рассылая означенное циркулярное письмо, ВЧК надеется, что товарищи, работающие в ЧК, поймут важность и срочность заботы о детях, а потому, как и всегда, окажутся на высоте своего положения. Забота о детях есть лучшее средство истребления контрреволюции. Поставив на должную высоту дело обеспечения и снабжения детей, Советская власть приобретает в каждой рабочей и крестьянской семье своих сторонников и защитников, а вместе с тем и широкую опору в борьбе с контрреволюцией.В двухнедельный со дня получения сего срок Чрезвычайные Комиссии должны сообщить ВЧК, что по этому вопросу сделано, а также план предстоящей работы в этом направлении.
Председатель ВЧК Ф. Дзержинский».
Председателем комиссии стал Дзержинский. Деткомиссия состояла из 7 человек, каждый из которых утверждался Президиумом ВЦИК. В комиссию входили представители народных комиссариатов снабжения, здравоохранения и просвещения, рабоче-крестьянской инспекции, ВЦСПС и ВЧК. От ВЧК в Деткомиссию в качестве заместителя Дзержинского вошел Василий Иванович Корнев.
Дзержинский увлек работой всех: профсоюзы, комсомол и женотделы, а также представителей отделов охраны труда детей и Высшего совета физической культуры. Деткомиссия поручила народному комиссариату рабоче-крестьянской инспекции выяснить, как живут, чем питаются дети России. Результат обследования оказался весьма печален: школы, детские сады, детские ясли, детские дома, колонии, приемники, детские столовые — все оставляло желать лучшего. Почти во всех губерниях РСФСР.
Губисполкомам было поручено немедленно создать комиссии по отделам несовершеннолетних там, где их еще не было, а также организовать детские дома. На вокзалах появились убежища для беспризорников, снятых с поездов. А на железных дорогах и речных и морских вокзалах стали дежурить инспектора. У Запада еще и в мыслях не было об уполномоченном по правам детей, а деткомиссия предлагает женотделам и губернским отделам народного образования увеличить штат сотрудников для юридической защиты детей.
16 марта приказ по войскам ВЧК сообщает о создании Деткомиссии ВЦИК и разъясняет ее задачи. Командирам и политработникам войск ВЧК поручено оказывать всяческую помощь органам защиты прав детей и губернским уполномоченным по борьбе за улучшение жизни детей. Лучшие загородные дачи и здания в совхозах передаются детям. Специальный декрет обязывает отправлять без всякой задержки, наравне с воинскими эшелонами, поезда с продуктами питания для детских учреждений.
«Протокол № 2
Заседания Президиума Комиссии ВЦИК
по улучшению жизни детей
от 12/IX — 21 года.
Присутствовали: тт. Корнев, Вышинский, Невский, Хазанов.
Председатель — Корнев.
«…Вопрос 5, пункт Г. Предложить Нкпроду подтвердить, что все продукты диетического питания есть достояние детей и больных. Указать Губуполномоченным в случаях невыполнения настоящего распоряжения обращаться за содействием к органам ЧК».
Воровство и взяточничество Дзержинский ненавидел люто, особенно если обирали детей — голодных и беззащитных.
Наравне с хлебом ценилось и мыло. Грязного и завшивевшего ребенка — а с улиц их подбирали именно такими — прежде чем накормить — отскребали и отмывали. Отсутствие необходимых средств гигиены — это ЧП, которое требуется срочно ликвидировать.
«п. За. от 24/Х-1921
Просить ВЧК рассмотреть причины задержания реализации нарядов на мыло и мыльный порошок за июль-август месяцы, а также причины аннулирования указанных приказов».
И мыло, на которое у Наркомпроса не оказалось денег, выдается «авансом в счет заявки».
Дети, ослабленные и истощенные, болели. Тяжело. Деткомиссия отчаянно боролась за жизнь каждого ребенка и старалась находить возможность подлечить хотя бы самых-самых, которых может поднять лишь специальный уход. Одного, пятерых, десять детей — сколько удастся устроить. Удавалось и это.
«Слушали
Постановили
п. 18. Об организации средствами НКЗД санатория на 30 больных детей.
Обязать Наркомпрос срочно выделить НКЗД 30 больных детей из голодающих губерний для санаторного лечения, т. Иванову договориться по данному вопросу с Наркомпросом».
Засуха двадцатого-двадцать первого годов, неурожай в Поволжье и на Украине. В 34 губерниях с 30-миллионным населением — страшный голод. И снова страдают дети, а армия беспризорников вырастает до небывалых размеров. В августе Деткомиссия переселяет детей из Поволжья. На чужую беду с состраданием откликнулись люди со всей страны. Готова принять 25 тысяч детей Украина, Сибирь — 10 тысяч, Витебская губерния — 5 тысяч, Туркестан — 10 тысяч, Новгородская губерния — 5 тысяч детей.
Ждала детей и столица. По распоряжению Дзержинского особняки, занятые под учреждения, освобождают, устраивая детские дома. Феликс Эдмун-дович — постоянный и всегда желанный посетитель приютов и детских домов, садиков: он пробует суп и кашу, проверяет, не дует ли из щелей в стенах, хватает ли белья.
Записные книжки Председателя ВЧК распухали от записей:
За каждую мелочь, за каждый недоданный кусок хлеба Дзержинский спрашивал сурово и добивался немедленного исправления ситуации. Но самый строгий и беспощадный спрос был с чекистов.
Узнав, что Особый отдел Тамбовской ЧК занял только что отремонтированный дом, а помещения для детской больницы не нашлось, Дзержинский 14 апреля 1921 года отправляет председателю Тамбовской губчека телеграмму: «Немедленно примите меры к полному оказанию содействия и изысканию средств для помощи губуполномоченному по улучшению жизни детей. Занятый особотделом отремонтированный дом передать под детскую больницу, а также отведенные огороды. Вопрос улучшения жизни детей — один из важных вопросов республики, и губчека должна идти всемерно навстречу, а не ставить препятствий. Пред. ВЧК Дзержинский».
Каждая тарелка супа, каждый кусок хлеба были на строжайшем учете Деткомиссии. В начале каждого месяца она представляла для контроля и обсуждения подробнейший отчет о своей деятельности. Откроем наугад один из таких бережно сохраненных документов:
«Отчет за период с 1/Ш по 10/IV-1922 г.
Глава: «Питание».
Продовольственная помощь детям голодающего Поволжья, как и прежде, шла по четырем направлениям — общественное питание, деятельность иностранных организаций и врачеб-но-питательные поезда.
Каждый день детей кормили или в специально организованных столовых или в обычных и уполномоченные комиссии и Наркомпроса следили за порядком в этих спасительных источниках жизни.
Кроме Деткомиссии (обеспечила 1 544 169 обедов) — помогли «АРА», другие иностранные организации — 492 271. Дзержинский понимал: только своими силами голодных детей сейчас Россия накормить не сумеет. И Деткомиссия не стеснялась обращаться за помощью к загранице и получала продукты из Америки и Европы, распределяя их по губерниям с аптекарской точностью.
В свое время требование Дзержинского не оставить без хлеба и супа детей непролетарской крови разделяли далеко не все имевшие власть, но… Ленин подписал Декрет. Теперь предпринимается попытка уничтожить Деткомиссию Дзержинского — занялся этим бессовестным делом Израиль Леплевский, даже создавший по этому случаю в Совнаркоме специальную комиссию.
Корнев бьет тревогу: «…круг работы Наркомпроса по обеспечению детей в новых условиях в связи с жестким бюджетом, недостатком различных материальных ресурсов доведен до 400 000 детей, находящихся в его закрытых учреждениях, между тем, как детей даже этой одной категории насчитывается сейчас до 800 000. А кто же будет заботиться о тех круглых сиротах, беспризорных детях, которые десятками бродят по нашим путям сообщения, городам, тех сотнях сирот-детей, которых ежедневно выбрасывает на улицу голод? Всего только три недели тому назад Наркомпрос в лице своего руководителя тов. Луначарского в ЦК Помгол заявил, что не может справиться с таким делом, как эвакуация и категорически настаивал на том, чтобы это дело не только как общее руководство, но и в порядке непосредственной работы было передано нам. ЦК Помгол согласилась с этим и передала эвакуацию детей в комиссию ВЦИК по улучшению жизни детей. Кто же теперь будет ее продолжать? По смыслу решения комиссии тов. Леплевского, Нкпрос — но он ведь категорически отказался от нее.
… Еще вопрос об изменении метода работ в связи с новой экономической политикой. Мы эти методы проработали, определили свой путь и уже вступили на него. Кто же продолжит работу в Акционерном Товариществе? Отказаться от него или передать Наркомпросу, что равносильно первому, так как Нарком-прос не пользуется достаточным для этого кредитом. Отказаться от той работы, которую мы развиваем совместно с профсоюзами, а нужно определенно отметить, что только теперь удалось тесно связаться с ними и расшевелить их, и необходимо эту работу продолжать; отказаться от работы в ВСНХ, а результат ее оценивается в 1 млн. аршин мануфактуры, которые сейчас ценнее золота и которых не имеет и не получает без комиссии Наркомпрос.
Можно привести еще целый ряд возражений в высшей степени веских и основательных, но полагаю, что этого достаточно, чтобы видеть всю подноготную решения комиссии Леплевского.
Докладываю Вам изложенное, прошу Вас внести данный вопрос в Политбюро и настоять на отмене вынесенного решения о ликвидации комиссии ВЦИК по улучшению жизни детей.
Прошу сообщить о принятых по сему решениях, а также дать мне необходимые указания.
Зампред комиссии ВЦИК
По улучшению жизни детей В. Корпев».
Дзержинский 25 марта 1922 года отправляет Председателю ВЦИК Калинину резкое письмо: «…вношу свой категорический протест против подобного постановления и считаю, что с той помощью детям, которую до сих пор оказывала комиссия ВЦИК, другое ведомство абсолютно не в состоянии будет справиться… а потому прошу Президиум ВЦИК об аннулировании вышеуказанного постановления. Председатель Комиссии ВЦИК по улучшению жизни детей Ф. Д.».
Протест возымел действие, — Деткомиссия ВЦИК продолжала свою работу.
В Деткомиссии не сидели, подставив ладошки, рассчитывая исключительно на помощь государства. Дзержинский, понимая, что такого сотрудничества недостаточно, предложил организовать какое-либо «акционерное товарищество как источник помощи детям».
Так появилось товарищество «Ларек», занимавшееся розничной продажей «табачных изделий и спичек». Идею предложил Госбанк. Вот список участников: Деткомиссия ВЦИК, Главсельпром, Моссельпром и Госбанк. Со временем образовалась целая система производственных и торговых предприятий при ВЦИК с отделениями в нескольких городах республики. Работали и приносили неплохой доход фабрика металлической арматуры им. Скворцова-Степанова, фабрики «Утильбюро» и «Арматуркровать», Ватно-обтирочная фабрика им. Сакко и Ванцетти и Кистевязальная. Хороший оборот имел столичный «Комиссионный магазин» на Петровке, 10, и надо понимать, не сидели без работы сотрудники косметической лаборатории с загадочным названием «Универпочт». Эти предприятия обеспечивали работой более тысячи людей, и — что просто замечательно — приглашали в ученики подростков из детских домов и трудовых коммун. Сотни ребят получили специальность, не говоря уже о том, что неплохо зарабатывали.
Дзержинский считает необходимым прикрепить детские дома, садики и школы к промышленным предприятиям, советским и военным учреждениям, — так появились шефы. Он предлагает местным отделам народного образования организовать в школах швейные мастерские — ребята научились шить хорошее белье и одежду, на излишки которых тут же нашлись покупатели. На вырученные деньги покупали хлеб, мясо, масло.
Деткомиссия создает целую систему лечебно-профилактических медпунктов и специальных поездов. Чудесные составы с неуклюжим названием «лечебно-питательные поезда» означали жизнь везде, где они останавливались. Их ждали на вокзалах крупных городов, узловых станциях и разъездах, вокруг которых прятались в глубинке многочисленные деревни. Скромно, но уютно обустроенные в вагонах кухни-столовые каждый день кормили 25 000 голодных ребятишек. Хлеб выпекали тут же, в поездах. Эти поезда-спасители были одной из первых мер помощи голодающим России вообще.
По пути их следования «АРА» открыла 922 питательных пункта на 205 едоков.
Четкость движения поездов и само их появление — исключительная заслуга Дзержинского — Наркома Путей Сообщения с 14 апреля 1921 года.
Защитить… Уберечь… Сердце Дзержинского целиком принадлежало детям. Его любовь к ним была абсолютна, и по-мужски ответственна. Ни разу в жизни Дзержинский не прошел мимо ребенка, которому, по его мнению, требовалась помощь. Он подбирал чумазых, озлобленных и голодных беспризорников; накормив, устраивал их в детские дома или — если у малолеток была семья — детей возвращали родителям. Своих «крестников» Феликс Эдмундович часто приглашал к себе домой, а потом получал их нехитрые письма с рисунками. К сожалению, мне пока не удалось обнаружить список «детей Дзержинского» — таковой существовал в ВЧК, но если он сохранился — непременно отыщу. В 1936 году отмечали юбилей — 15 лет! — Деткомиссии ВЦИК (увы — без ее создателя: совершенно не щадивший себя, Дзержинский в июле 1926 года умер от разрыва сердца, внезапно. Ему не исполнилось и 49 лет). Калинин собрал и пригласил к себе всех «детей Дзержинского».
Академик Николай Петрович Дубинин
Слово одному из них — ученому с мировым именем, выдающемуся генетику, академику Николаю Петровичу Дубинину: «Отдавая дань глубокого уважения Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому, я, без преувеличения, должен сказать, что в моей собственной судьбе трудно переоценить роль, которую он сыграл. Родился я в Кронштадте, отец — моряк, начальник минного отряда, убит в 1918 году. У матери — пятеро. Мне шел одиннадцатый год, когда я бежал из дома, потом из детдома в Самаре — в Москву. 1919 год. Москва встретила нас сурово. Вечерами нас немилосердно гоняли с московских вокзалов, на ночь мы устремлялись в город, где, в трепетном ожидании тепла, забирались в грязные котлы из-под асфальта. И тогда, суровой зимой 1919 года произошла моя встреча с чекистами. Это произошло на Никольской улице. Сотрудники ВЧК — их было несколько человек — шли с Большой Лубянки в сторону Кремля и по дороге заглядывали в асфальтовые котлы. Неподалеку от Красной Площади чекисты вытащили из теплого убежища хилых, замызганных перепуганных ребят, среди которых был и я. Нас повели в ЧК и по дороге нам было очень страшно. Вошли в подъезд. Мы очутились в кабинете. Нам принесли чаю и бутербродов. А потом начали расспрашивать, что и как. «Хочешь обратно в детский дом?», — этот вопрос был задан человеком, который был главным. Я согласился, потому что хотел учиться.
Вернулся в Самару: поездка была «официальной», и никто не мог обидеть беспризорника в дороге. Я в пути заболел, и меня вывезли в Жиздру на санитарном поезде.
В 15 лет я служил в ЧОН, затем по путевке комсомола учился во 2-ом МГУ. Профессором, доктором наук стал в 28 лет.
В тот день у Калинина таких, кому встреча с Дзержинским дала счастливый поворот в судьбе, собралось много. Имена, конечно, забылись — мы ведь и познакомились лишь здесь. Помню летчика Матвеева, и Мудрагея — слушателя Военно-инженерной академии им. Куйбышева».
«Железный» Феликс… Этот жутко нелепый символ, преследующий Дзержинского и после смерти, менее всего имеет к нему отношение. Страдания слабых и беззащитных становились его собственными.
«Мы боремся не для себя — мы боремся для детей, для счастья поколений… Пусть вырастут смелыми и сильными духом и телом, пусть никогда не торгуют своей совестью; пусть будут счастливее нас и дождутся торжества свободы, братства и любви», — писал он.
Категорическое требование Дзержинского «для детей нет тюрем и лагерей» не осталось пустым звуком. Уже «во второй половине 1924 года в местах заключения находились только 1 179 несовершеннолетних преступников. 386 — под следствием, 730 — срочных, 63 — пересыльных». Большинство этих ребят разберут трудовые коммуны, за создание которых ратовали чекисты-дзержинцы. (К 1924 году в РСФСР уже имелись 250 детских домов, 420 трудовых коммун и 880 «детских городков»).
Голодный, озябший ребенок готов идти за любым, кто накормит его горячим супом и спрячет от дождя. Увы, рука дающего не всегда чиста и бескорыстна. Тысячи беспризорников попадали подобным образом в воровские малины, начинали работать на своих спасителей вынужденно, а порой и добровольно. Все чаще среди арестованных бандитов, убийц оказывались дети и подростки.
На коллегии ОГПУ чекисты решали, как поступать с малолетками — помощниками воров-домушников и бандитов. Подумалось, что тюрьма и лагерь окончательно загубят детей, а обычный детский дом — не совсем подходяще. Слово попросил Рубен Катанян, категорически возражавший против направления шаек ребят в исправительно-трудовые лагеря: «единственно разумно… применение к ним воспитательных мер. С этой целью, на мой взгляд, следовало бы ОГПУ создать специальное учреждение». На следующее заседание явился председатель ОГПУ Феликс Эдмундович Дзержинский, — тогда-то и решили организовать под Москвой исправительно-воспитательную колонию для малолетних. Она называлась коммуной. К делу приступили тот час же.
Место для коммуны выбрали «…недалеко от Москвы, в одной версте от станции Болшево по Северной железной дороге. На большом куске бывшей барской земли… развернулась своими корпусами фабрик и мастерских, и общежитий Трудкоммуна ОГПУ».
Слухом земля полнится — прослышав о том, что в Болшеве поселятся — на свободе! — бандиты и разбойники, местные жители отправили к Дзержинскому внушительную делегацию, которую на Лубянке приняли со всем уважением, терпеливо выслушав ходоков. Крестьяне негодовали: «Воры, урки округу обчистят до гвоздика в стенке! Не желаем никакой коммуны — убери от нас ваших бандитов, начальник». — «Они крадут от голода и холода. Безобразничают потому что злы на весь свет — и не ждут от людей добра. Вот давайте и отогреем их сердечки», — уговаривал и объяснял Дзержинский. Селяне подумали, пошушукались и объявили: «Мы, товарищ Дзержинский, все понимаем и сочувствуем. Давай, мы сложимся всем миром — кто сколько может, — и ты, начальник, свою коммуну в другом месте построишь».
Однако, Трудкоммуна ОГПУ №1 обосновалась именно в Болшеве. Знаменитая Коммуна, которая стала известна миру, благодаря фильму «Путевка в жизнь», где снимались сами болшевцы. Потом появились другие, среди них — Харьковская им. Дзержинского, с Антоном Семеновичем Макаренко. И почти до самой Великой Отечественной просуществовали предприятия Деткомиссии…
Тому, что и как сделано Дзержинским для детей и ради детей, можно посвятить многотомное исследование — столь масштабен и благороден его труд, позволивший вернуть детство миллионам обездоленных ребятишек, дать им образование и сделать полноценными гражданами своей страны. Но именно эта, прекрасная, сторона жизни Дзержинского оказалась вне пристального внимания историков, а значит, для нескольких послевоенных поколений, неизвестной. Это удивительно, непостижимо и, самое главное — несправедливо.
Сегодня ТАКОЙ Дзержинский тем более не нужен. Сегодня ТАКОЙ Дзержинский, сумевший в годы государственной разрухи сохранить самое главное его национальное достояние — детей, а значит, обеспечить будущее страны, бросил громкий вызов позору нынешнего дня. Вызов безнравственной государственной политике, не соответствующей международным стандартам и требованиям в области защиты детей, политике, которая привела к тому, что шестилетние нюхатели клея на московских вокзалах и детская проституция перестали шокировать «свободное» общество, а педофилы используют голодных ребятишек для съемок порнофильмов. Новейшее законодательство освобождает от уголовного наказания за жестокость по отношению к ребенку, а государство десяток лет продолжает оплачивать «демократию» детской беспризорностью.
Альманах ЛУБЯНКА
http://www.a-lubyanka.ru/index.php?id=4&pub=49
Как только его не именовали! И козлобородым палачом в кавалерийской шинели. И кровопийцей. И маньяком. И садистом. Кем же он был в действительности?
Главное задание
ДЗЕРЖИНСКИЙ родился 30 августа (11 сентября) 1877 года в имении Дзержиново Ошмянского уезда Виленской губернии (ныне Столбцовский район Минской области) в семье мелкопоместного дворянина. У его матери Хелены было восемь детей. Однажды Феликс и Станислав решили пострелять по мишени, и вдруг появилась сестрёнка Ванда… Ей было четырнадцать лет, чья пуля её убила — Феликса или Станислава, — осталось неизвестным. Феликс учился в гимназии, но учёбу не закончил. В восемнадцать лет вступил в социал-демократический кружок, затем — в партию «Социал-демократия Королевства Польского и Литвы». С этого момента и до 1917-го Дзержинский занимается только одной партийной работой. Профессиональный революционер — так это тогда называлось.
Дзержинский участвовал в том историческом заседании ЦК партии большевиков 10 октября 1917 года в Петрограде, где было принято решение о подготовке вооружённого восстания. Именно Дзержинский в тот день предложил «создать для политического руководства на ближайшее время Политическое бюро из членов ЦК». Предложение Дзержинского понравилось: Политбюро существовало до августа 1991 года.
24 октября ему поручили руководить захватом почты и телеграфа. Временное правительство не сопротивлялось. Власть перешла к большевикам.
А 20 декабря Дзержинский получает своё главное задание — сформировать и возглавить ВЧК.
«Право расстрела для ЧК чрезвычайно важно»
ДЗЕРЖИНСКИЙ считается непрофессионалом, но это он ввёл внутрикамерную «разработку» заключённых». К ним подсаживались агенты, которые выведывали то, о чём на допросах арестованные не говорили. «Подсадными утками» пользуются и по сей день.
Следствие по политическим делам с первого дня было основано на внедрении в ряды противников агентов-провокаторов. Настоящего расследования не проводили, для этого не было ни времени, ни умения, поэтому от следователя требовалось добиться от виновного признания. Доносчиков, осведомителей, секретных агентов ценили как главный инструмент следствия.
Дзержинский не считал ВЧК специальной службой, контрразведкой или политической полицией. Он видел в ВЧК особый орган, имеющий право самостоятельно уничтожать врагов. Он писал: «Работники ЧК — это солдаты революции, и они не могут пойти на работу розыска-шпионства: социалисты не подходят для такой работы. Боевому органу, подобному ЧК, нельзя передавать работу полиции. Право расстрела для ЦК чрезвычайно важно».
Вместе с Троцким
ПЕРВЫЙ кризис в правительстве большевиков разразился из-за войны с немцами.
Борьба вокруг заключения мира с немцами шла не между Лениным и Троцким, а между Лениным и Троцким с одной стороны и значительной частью членов партии, требовавших воевать во что бы то ни стало, — с другой. Среди последних был и Дзержинский.
Затягивать переговоры, не заключая как можно дольше мира, — такова была линия Ленина.
24 января 1918 года на заседании ЦК большинством голосов была принята формула Троцкого: «Мы войну прекращаем, мира не заключаем, армию демобилизуем». Через два дня такое решение подтвердило объединённое заседание ЦК большевиков и их союзников — левых эсеров.
Однако Ленин и Троцкий просчитались: немецкие войска перешли в наступление. Опасаясь, что немцы возьмут и Петроград, и Москву, Ленин потребовал подписать мир на любых условиях. Дзержинский с Лениным не согласился и вместе с группой членов ЦК написал заявление против мира с немцами, считая это капитуляцией.
Но, как выразился сам Дзержинский, бороться на трёх фронтах против германского империализма, против российской буржуазии и против «части пролетариата во главе с Лениным» опаснее, чем заключить мир. Проголосовать за мир Дзержинский по принципиальным соображениям не мог, поэтому при окончательном голосовании воздержался вместе с Троцким. Это позволило принять резолюцию Ленина о мире.
3 марта 1918 года был подписан Брест-Литовский мирный договор между Советской Россией с одной стороны и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией — с другой.
«Через три года вы умрёте…»
НА ПОСТУ главы карательного ведомства Дзержинский был жесток и беспощаден. Почему?
В юности врач сказал ему, что через три года он умрёт от туберкулёза. И с тех пор Дзержинский дорожил каждой прожитой минутой. Бежав из ссылки, он жил в Польских Татрах, в Закопане, и целительный горный воздух помог вылечиться от туберкулёза. Но отношение к жизни осталось прежним.
Доктор экономических наук Отто Рудольфович Лацис, который много писал о Дзержинском, считал так:
— Когда говорят «Железный Феликс», то имеют в виду человека, который железной рукой громит врага. А друзья, называя его «Железным», имели в виду его чудовищную требовательность к себе и близким.
У Отто Лациса вызвал ужас эпизод, с умилением описанный племянницей Дзержинского. В самое голодное время, в 1919 году, Феликс Эдмундович забежал в гости к сестре. Худой, измождённый. Сестра, зная его вкусы, испекла ему оладьи. Он скинул шинель, сел за стол и вдруг спрашивает:
— А ты где муку взяла?
Сестра говорит:
— Как где? Муку можно купить только у спекулянтов.
Он возмутился:
— Я с ними день и ночь сражаюсь, а ты…
Схватил оладьи и выбросил в форточку.
Отто Лацис:
— Эпизод восхищения не вызывает. Мог бы оладьи сестре оставить. Но как человек он искренен…
Дзержинский был фанатично предан революции, и этим всё объясняется. С того момента, как в семнадцать лет он пришел в революционную деятельность, на свободе он почти не был. Шесть лет провёл на каторге и пять — в ссылке. Он сидел бы в тюрьмах вечно, но его освободила революция. Его единомышленников пороли розгами, вешали. Разве мог он об этом забыть?
Дзержинского называли святым убийцей. Да, это так, он был очень противоречивый человек, а вовсе не одномерная личность, какой его представляют. В нём странно сочетались стремление к добру и способность творить зло.
Дзержинский не был патологическим садистом, каким его часто изображают, кровопийцей, который наслаждался мучениями своих узников. Он не получал удовольствия от уничтожения врагов, но считал это необходимым. А после окончания Гражданской войны сам сдерживал карательную деятельность своих подчинённых.
17 января 1920 года ВЦИК и Совет народных комиссаров по предложению Дзержинского приняли решение «отменить применение высшей меры наказания (расстрела)» как по приговорам ВЧК и её местных органов, так и по приговорам трибуналов.
Через месяц, 28 февраля, Дзержинский подписал приказ президиума ВЧК № 21:
«Прежде чем арестовывать того или иного гражданина, необходимо выяснить, нужно ли это. Часто можно, не арестовывая, вести дела, избрав мерой пресечения: подписку о невыезде, залог и т. д. и т. п., а дело довести до конца. Этим ЧК достигнет того, что будут арестованы только те, коим место в тюрьме, и не будет ненужной и вредной мелочи, от которой только одни хлопоты, загромождение ЧК, что лишает ЧК возможности заниматься серьёзным делом…»
8 января 1921 года Дзержинский подписал приказ «О карательной политике органов ЧК»:
«Держать в тюрьме толпы крестьян и рабочих, попавших туда за мелкие кражи или спекуляцию, недопустимо… Если заставить проворовавшегося рабочего вместо тюрьмы работать на своём же заводе… то такое пребывание на всём честном народе, который будет ждать: украдёт Сидоров или Петров ещё раз, опозорит он опять завод или станет настоящим сознательным товарищем, — такой порядок будет действовать гораздо сильнее и целесообразнее, чем сидение под следствием и судом. Рабочая среда сумеет выправить слабых, малосознательных товарищей, а тюрьма их окончательно искалечит».
Ленин его не жаловал
ПОСЛЕ окончания Гражданской войны работа в госбезопасности отходит у Дзержинского на задний план.
В эти годы Дзержинский выполнял безумное количество обязанностей: он был председателем Главного комитета по всеобщей трудовой повинности, председателем комиссии по борьбе со взяточничеством, председателем комиссии по улучшению быта московских рабочих, председателем общества друзей кино, председателем комиссии по улучшению жизни детей, председателем комиссии по пересмотру структуры всех ведомств СССР, членом президиума общества изучения проблем межпланетных сообщений…
Но всё это были второстепенные должности. В большой политике Дзержинский не преуспел. Он так и не стал членом Политбюро, остался кандидатом, менее авторитетные в партии люди легко обошли его. По непонятным причинам Ленин не особо его жаловал и не выдвигал в первый ряд.
И тем не менее после смерти Ленина комиссию по увековечению памяти вождя возглавил Дзержинский. Именно он поставил вопрос о том, что надо сохранить облик Ленина и после смерти. Дзержинский говорил, что уж если царей бальзамировали, то не забальзамировать Ленина — преступление. Под руководством Дзержинского в сжатые сроки был построен первый мавзолей.
Феликс Эдмундович безумно много работал, совсем не умел наслаждаться жизнью. До революции жил очень скудно, не позволяя себе тратить партийные деньги на личные удовольствия, хотя другие революционеры, оказавшиеся за границей, начиная с Ленина, жили очень недурно. И после революции заставлял себя думать только о работе. Даже не ходил в театры и кино, чтобы не отвлекаться от дела.
Феликсу Эдмундовичу стало плохо на пленуме ЦК 20 июля 1926 года, где он, выступая против наркома Каменева и оппозиции в защиту деревни и крестьянина, доказывал, что крестьянство грабить нельзя.
Разногласия между Каменевым и Дзержинским имели принципиальный характер. Каменев упрекал Дзержинского в том, что он делает уклон в сторону стихии рынка. Дзержинский же стремился регулировать рынок, но как! Завалить рынок товарами, манипулировать запасами, чтобы диктовать низкие цены. А Каменев считал, что рынком надо просто командовать.
Любопытно, что глава карательного органа спокойно относился к самому факту существования политической оппозиции. Он спорил с оппозиционерами по экономическим вопросам. В частности, его серьёзно беспокоили их антикрестьянские воззрения. Но никаких административных мер против своих оппонентов он не принимал.
Но вернёмся к пленуму 1926 года. Придя после него к себе домой, Дзержинский упал. Вызвали врача. Тот сделал укол камфары. Но это уже не помогло. Дзержинский умер, когда ему ещё не было и сорока девяти лет.
При подготовке материала использованы фрагменты из книги Л. Млечина «Председатели органов госбезопасности». «Центрполиграф».
3. С. С. ДЗЕРЖИНСКАЯ. ПЛАМЕННЫЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР
В один из ясных морозных дней в Варшаве в начале февраля 1905 года я пришла на квартиру члена социал-демократии Королевства Польского19 и Литвы (СДКПиЛ) Ванды Краль. В залитой солнцем комнате стоял высокий, стройный светлый шатен, с коротко остриженными волосами, с огненным взглядом проницательных серо-зеленоватых глаз. Это был Феликс Дзержинский, которого я в тот день увидела впервые.
Но еще до этой встречи я много слышала о товарище Юзефе от Ванды и других подпольщиков. Настоящего его имени и фамилии я, разумеется, тогда не знала.
Он в то время был уже членом Главного правления (ЦК) СДКПиЛ, любимым руководителем польских рабочих.
Я слышала легенды о его революционной деятельности, неиссякаемой энергии, о его мужестве.
Юзеф поздоровался со мной крепким рукопожатием. Меня удивило, что он знает обо мне, о выполняемых мною партийных поручениях, мою фамилию. Он посмотрел на меня пристально, и мне показалось, что он насквозь меня видит. Как выяснилось, до своего приезда в Варшаву он несколько раз присылал из Кракова нелегальные партийные письма на мой адрес.
Я отдала Юзефу принесенную корреспонденцию и, согласно требованиям конспирации, сразу ушла, взволнованная и обрадованная неожиданной встречей.
Позднее, когда я ближе узнала Феликса Дзержинского, он рассказывал мне, а затем писал из тюрьмы о своей полной опасностей жизни революционера-профессионала. Многое потом я слышала от наших товарищей, а многому свидетельницей была и сама. Еще 17-летним юношей, находясь на школьной скамье, дал Феликс клятву бороться до последнего дыхания с гнетом, несправедливостью, «со всяким злом». Эту юношескую клятву он свято выполнил.
… В то лето мне пришлось наблюдать, как горячо любит Юзеф детей. Я часто заставала в его квартире ребятишек, бегавших, шумевших, делавших из стульев трамваи и поезда. Юзеф собирал со двора детвору бедноты и устраивал для них у себя в квартире нечто вроде детского сада.
Однажды, придя утром, я увидела такую картину: он сидел за письменным столом и работал, на коленях него малыш что-то старательно рисовал, а другой, вскарабкавшись сзади на стул и обняв Юзефа за шею, внимательно смотрел, как он пишет. Юзеф уверял, что дети ему никогда не мешают, а доставляют большую радость.
В конце августа, получив возможность неделю отдохнуть, Юзеф предложил мне вместе поехать в Татры. Из Закопане мы пешком отправились дальше в горы. До сих пор не могу забыть волшебной красоты горных вершин, покрытых снегом, и глубоких ущелий, стремительных, бурных потоков и водопадов, прозрачных озер и зеленых чудесных долин, которыми мы тогда любовались с Юзефом. Но отдых был коротким, и мы вернулись в Краков.
Став женой Юзефа, я переехала к нему на улицу Коллонтая. Мы перебрались в небольшую комнату, освободившуюся после отъезда проживавшего с Юзефом товарища.
Юзеф был строгим конспиратором. Однажды мы с ним закончили работу над подготовкой очередного номера «Червоного штандара» поздно ночью. Собираясь лечь спать, я увидела, что Юзеф что-то мастерит с куском картона и даже не думает о сне. Я напомнила ему, что пора на отдых. Он ничего не ответил, продолжая свою работу с картоном. Чем он тогда был занят, я узнала позже, когда в ноябре 1910 года уезжала на нелегальную работу в Варшаву. Юзеф сказал мне, что материалы к очередным номерам «Червоного штандара» будет высылать в картонном паспарту, замаскировав какой-нибудь невинной картинкой.
Главное правление СДКПиЛ направило меня в Варшаву на два-три месяца. Но жизнь распорядилась иначе. Наша разлука с Феликсом продолжалась восемь лет. Через месяц я была арестована на нелегальном собрании партийного актива и приговорена к ссылке на вечное поселение в Восточной Сибири. Пробыла в тюрьме почти полтора года. В женской тюрьме «Сербия» в Варшаве летом 1911 года родился наш сын Ян. Весной 1912 года меня выслали в Иркутскую губернию, в село Орлинга Киренского уезда. Взять с собой сына — значило обречь его на верную смерть. Феликса очень беспокоила судьба Ясика. Это отразилось в его письмах сестре Альдоне. В Варшаве друзья помогли поместить сына в детские ясли, где под видом дяди его навестил Феликс. Здесь он впервые увидел своего сына…
… Екатерина Павловна Пешкова37 рассказывала мне, что однажды, в период работы Феликса Эдмундовича в ВЧК, она спросила его:
— Почему вы взяли на себя такую тяжелую работу?
Ведь с вашими способностями вы могли бы выполнять любую работу.
— Партия поручила мне эту работу. Она очень трудна. Но почему же эту трудную работу должен исполнять кто-то другой, а не я?
В этих словах — весь Феликс Дзержинский.
Он своим личным примером воспитывал у работников ВЧК безграничную преданность партии, бесстрашие, дисциплинированность, бдительность и скромность. Он учил их заботиться о людях, требуя внимательного отношения даже к тем, кто подозревался в преступлениях против рабоче-крестьянской власти.
Я присутствовала в Большом театре на торжественном собрании, посвященном пятилетию ВЧК. На этом собрании выступал Феликс Эдмундович. Обращаясь к чекистам, он сказал:
— Кто из вас очерствел, чье сердце уже не может чутко и внимательно относиться к терпящим заключение, те уходите из этого учреждения. Тут больше, чем где бы то ни было, надо иметь доброе и чуткое к страданиям других сердце…
Он говорил неоднократно, что чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками.
Феликс Эдмундович не мог допустить осуждения невиновного. Эту черту его характера хорошо передает в своих воспоминаниях о Ленине Алексей Максимович Горький. Однажды он просил Владимира Ильича за одного арестованного генерала, ученого-химика, который, по мнению Горького, был не виноват. Ленин внимательно выслушал его рассказ и сказал:
«Так, по-вашему, он не знал, что сыновья спрятали оружие в его лаборатории? Тут есть какая-то романтика. Но — надо, чтобы это разобрал Дзержинский, у него тонкое чутье на правду».
Через несколько дней Ленин позвонил Горькому по телефону и сказал, что генерал будет освобожден.
* * *
14 апреля 1921 года, оставаясь на посту председателя ВЧК, Дзержинский был назначен народным комиссаром путей сообщения.
В тот год страну постигло страшное бедствие — небывалый по своим размерам неурожай и, как следствие этого, голод. Была создана Центральная транспортная комиссия по борьбе с голодом.
В начале января 1922 года Ф. Э. Дзержинский как особоуполномоченный ВЦИК и СТО выехал в Сибирь во главе экспедиции из 40 человек для принятия чрезвычайных мер по вывозу продовольственных грузов в Москву, Петроград и голодающие районы Поволжья. Состояние железных дорог в Сибири было тогда очень тяжелое, и, как выяснила экспедиция на месте, они оказались совсем не подготовленными к выполнению предстоящей задачи.
22 января Феликс Эдмундович писал мне из Новониколаевска (ныне Новосибирск): «…Здесь работы очень много, и идет она с большим трудом. Она не дает тех результатов, которых мы ожидали и к которым я стремлюсь… Я вижу, что для того, чтобы быть комиссаром путей сообщения, недостаточно хороших намерений. Лишь сейчас, зимой, я ясно понимаю, что летом нужно готовиться к зиме. А летом я был еще желторотым, а мои помощники не умели предвидеть… Мы проводим большую работу, и она даст свои результаты, она приостановила развал, она начинает сплачивать усилия всех в одном направлении и дает уверенность, что трудности будут преодолены. Это меня поддерживает и придает сил, несмотря ни на что…»
В следующем письме, из Омска, 7 февраля 1922 года, Феликс писал: «Тебя пугает, что я так долго вынужден буду находиться здесь… но я должен с отчаянной энергией работать здесь, чтобы наладить дело, за которое я был и остаюсь ответственным. Адский, сизифов труд. Я должен сосредоточить всю свою силу воли, чтобы не отступить, чтобы устоять и не обмануть ожиданий Республики. Сибирский хлеб и семена для весеннего сева — это наше спасение…»
В этом письме он делится своими планами на будущее:
«Этот месяц моего пребывания и работы в Сибири научил меня больше, чем весь предыдущий год, и я внес в ЦК ряд предложений.
И если удастся в результате адской работы наладить дело, вывезти все продовольствие, то я буду рад…»
Вот что он писал мне с дороги, во время переезда из Омска в Новониколаевск, 20 февраля 1922 года:
«..Уже поздняя ночь — только сейчас я закончил чтение писем из Москвы. Я хочу сейчас же написать тебе, так как завтра у меня не будет времени. Я еду всего на один день в Новониколаевск — обсудить дела с Ревкомом. У нас огромные трудности. Когда работа округа,40 казалось, начинала входить в норму, метели и снежные бураны опять дезорганизовали работу. А в недалекой перспективе новая угроза — продовольствия, оказывается, меньше, чем предполагалось… заменить знания и опыт энергией нельзя. Я только лишь учусь… Я пришел к неопровержимому выводу, что главная работа не в Москве, а на местах… Необходимо все силы бросить на фабрики, заводы и в деревню, чтобы действительно поднять производительность труда, а не работу перьев и канцелярий…»
Приложения:
4. ВОЕННО-ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТ
Курсовая работа
Тема: Социально-правовая защита детей и подростков, попавших в трудную жизненную ситуацию
«Не имея родного угла…»
Исторический опыт борьбы с беспризорностью детей и «Советская модель модернизации».
Материалы статьи могут быть использованы на уроках, посвященных темам «Последствия Первой мировой войны». 9-й класс
Еще 15 лет назад слово беспризорник казалось чем-то отжившим, имеющим связь только со старыми пленками довоенных советских фильмов, один из героев которых незатейливо пел: «По приютам я с детства скитался, не имея родного угла, ах, зачем я на свет появился, ах, зачем меня мать родила».
Увы, жизнь показала, что человечество не идет по пути прогресса бодро, с гордо поднятой головой и не оглядываясь назад. Политические и экономические катаклизмы могут отбросить целые народы, казалось бы, к уже пройденным рубежам, ввергнуть в пучину проблем.
Системный кризис, который Россия пережила в 1990-е гг., понизил уровень жизни населения. На спокойных прежде улицах наших городов стали появляться стайки оборванных, грязных детей, попрошайничающих в переходах метро и по вагонам электричек, детей, выражаясь словами одного стихотворения, «с папироской в молочных зубах». И ладно бы с папироской – с магнетическим блеском наркотического опьянения в глазах, с ножиками и огнестрельным оружием в руках… В печати приводятся экспертные оценки о десятках тысяч сегодняшних беспризорных.
Сейчас вопрос о беспризорности как страшной опасности для общества поставлен на самом высоком уровне. Существует воля к решению этой проблемы.
И любой здравомыслящий человек, желая чувствовать защищенность свою и родных, будет задавать вопрос о том, возможно ли вообще победить это зло. Сможем ли мы спокойно ходить по улицам?Что подсказывает нам исторический опыт? Ведь в 1920-е гг. наша страна уже сталкивалась с этой проблемой.
Экономические факторы: голод и разруха
16 августа 1921 г. в газете «Известия Рязанского губернского исполнительного комитета Совета рабочих и крестьянских депутатов» появилась статья, которая информировала, что в Поволжье разразился неурожай, подвергший 25 млн чел., в том числе 5,5 млн детей, угрозе «быть задушенными костлявой рукой голода». Далее сообщалось: «Дети подбрасываются у дверей Наробраза (народных отделов образования. — Ред.) и его ответственных руководителей, так как за неимением места в детских домах их не помещают туда, что родители, не вынося голодного крика детей, топят последних в Волге. Пайки в детских учреждениях урезываются, и бесприютные дети начали заниматься нищенством, проституцией и кражей». Далее жителей Рязани просили помочь голодающим Поволжья, чтобы перебросить туда минимум 150 тыс. пудов хлеба (2400 тонн). Всего же в Поволжье срочно требовался 1 млн пудов, чтобы прокормить 2 млн голодающих детей на организованных питательных пунктах.
Тяжелый голод поразил Поволжье не впервые. Здесь он повторялся периодически каждые несколько лет.
Особенно тяжелая ситуация сложилась в 1906 и 1911 гг.
В 1906 г. наиболее пострадали поволжские губернии — Самарская, Казанская, Уфимская, Симбирская и Саратовская, а из внутренних — Тамбовская, Нижегородская, Пензенская. Урожай хлеба был настолько плох, что его нельзя было ни жать, ни косить, а приходилось руками вырывать с корнями. Порой годовой урожай зерновых на семью из 8 человек составлял 60 кг. Крестьяне скудно питались ржаным хлебом, испеченным с гороховой мукой, «для объема» подмешивали в хлеб опилки, и даже глину. От дурного питания началась свирепая эпидемия тифа. Массы голодных шли из деревень в города на заработки. Отмечались случаи самоубийств людей, которые не могли найти ни еды, ни работы.
Благодаря содействию местных властей и Красного Креста были открыты бесплатные столовые и питательные пункты, выдавшие за время бедствия 270 млн обедов и пайков.
Голод 1911 г. вновь принес в деревню ужасные бедствия. Летом наблюдалась сильная жара, засуха, горячие ветры-суховеи, тяжело проявившиеся в Поволжье и на Дону. Суровая зима 1911—1912 гг. с буранами и необычный весенний разлив рек еще более ухудшили положение. Была собрана только одна треть урожая против среднего. Неурожай охватил обширную территорию всего Поволжья (от Нижнего до Астрахани), Камский район, Приуралье и Западную Сибирь. Помощь пришлось оказывать в 60 губерниях, особенно в Самарской, Оренбургской, Пермской, и в Донской области. Число нуждающихся, по самым приблизительным подсчетам, составило 8,2 млн человек. Видный врач-публицист Д.Н. Жбанков писал: «Болезни и случаи голодной смерти, разорение и повальное нищенство, калечение нравственного облика — грабежи, поджоги, торговля детьми и собой, самоубийства и полная физическая и духовная прострация — все это приносят с собой неурожаи в России». В этот раз голодающим было выдано 222 млн порций. Под руководством священников и учителей только в Поволжье было открыто более 7 тыс. столовых при школах, где детям выдали 24 млн обедов.
И каждый раз такие катаклизмы, как голод, война, революция, порождали толпы беспризорных детей — потерявших семью или оторвавшихся от семьи. В поисках куска хлеба дети примыкали к бродягам, шайкам бандитов, учились жить кражей, ловчить — короче, выживать любой ценой.
Во время войны призыв под знамена миллионов мужского населения нанес страшный удар по семье. «В то время, когда отцы умирали под неприятельскими ядрами и пулями, их дети в еще большем количестве падали под ударами самой судьбы, умирая и превращаясь в нравственных калек и инвалидов».
Положение в сфере «охраны детства» резко ухудшилось в годы Первой мировой войны и стало совершенно катастрофическим в начале 1920-х гг., когда Россия находилась в полной разрухе после почти 8 лет войн и революций.
По неполным данным, к 1914 г. в стране насчитывалось 2,5 млн беспризорных детей (сюда входили и воспитанники детских приютов, и малолетние бродяги — короче, все, кто не имел надзора со стороны родителей).
В 1921 г. число голодающих детей при родителях и без них определялось в РСФСР в 7,5 млн чел. По официальным данным, полученным с мест к 1 декабря 1922 г., насчитывалось беспризорных (уличных и уже помещенных в детские дома и приемники-распределители) около 444 тыс. чел. В 1925 г., по данным Детской комиссии ВЦИК, число уличных беспризорников определялось по СССР в 300 тыс. чел.
Как видно, точных и сопоставимых цифр нет, их, видимо, и невозможно было получить.
А они были очень нужны — и для определения числа мест в детских домах и исправительно-трудовых колониях, и для финансирования детских учреждений и программ реабилитации.
В ряде российских городов прошли переписи беспризорных, благодаря которым были получены реальные факты. Сохранились уникальные материалы о такой переписи, проведенной в Саратове 19 октября 1924 г.
Организатор переписи врач Петр Соколов писал: «Действительность превзошла наши прежние представления: многие сотни детей находятся в таких условиях, которых не придумает и пылкая фантазия. Грязь физическая и грязь моральная — вот, что их окружает сейчас… Будущего нет совершенно. Они живут минутой, ища по-своему счастья и радости в самых грубых, циничных, порой отвратительных эксцессах. “Общество”, “человечество”, как это понимается другими людьми, — для них чуждые понятия, многие из них уже теперь враги всех тех, кто живет за порогами их логовищ». Это были «дети улицы, одичавшие и загрубевшие до высшей степени».
Пойти в эти «логовища» вызвалось около 300 человек — студенты педагогического и медицинского факультетов Саратовского университета, которые заранее обошли все подвалы, старые развалившиеся дома, обшарили на берегу Волги каждый уголок, заглядывая под навесы, опрокинутые лодки и старые заброшенные паровые котлы. Было ясно, что надо проводить перепись ранним утром, когда беспризорники еще не ускользнули из мест ночевки на дневные «промыслы». В два часа ночи переписчики собрались в столовой и договорились, как действовать. Задолго до рассвета отряды переписчиков разошлись по участкам. На случай столкновений под окнами всех «очагов» скопления бродяг стояли наготове наряды милиции.
Перепись шла при свете фонарей и свечек с трех часов ночи до половины восьмого утра, и то, что увидели студенты, ужаснуло их: «Валяются дети на полу и закрываются от холода грязными тряпками и своими лохмотьями, почти все дети не имеют обуви и ходят босые. По их грязным костюмам ползают не только в одиночку, но и целыми группами насекомые. Шум, гам, циничные разговоры старших, звуки гармоники и песни нецензурного характера — вот всё, что окружает маленькие беспомощные существа, попавшие сюда». В заброшенной уборной железнодорожного вокзала были обнаружены 27 детей от 6 до 17 лет — покрытые грязными лохмотьями, истощенные от голода, они упорно отказывались от переселения в детский дом, говоря, что «в карты выигрывают до 100 руб. за раз». В сарае на окраине нашли трех подростков — 14, 16 и 17 лет, совершенно голых, только прикрытых рогожей и мешками. Они недружелюбно сообщили, что когда у них была одежда, они работали носильщиками, теперь же им никто не доверяет багажа и приходится существовать нищенством.
За ночь по городу было выявлено 700 детей в притонах и еще 560 в детприемниках. Откуда они взялись? Оказалось, что 59% были детьми безработных, инвалидов, нищих или живущих случайными заработками, 67,2% назвали причиной своей беспризорности голод и 17,1% — смерть родителей. Почти 40 человек скитались более 7 лет, 60 чел. — более 5 лет. Почти 600 чел. бродяжничали от 1 до 3 лет, 300 чел. ступили на скользкий путь в последний год перед переписью.
На какие средства они существовали? 13% перебивались случайным заработком, 40% промышляли нищенством, еще 38% жили на средства родителей-бродяг.
Картина предстала ужасная даже для студентов-переписчиков, которые за годы разрухи насмотрелись всякого. И несмотря на тяжелые впечатления, они надеялись «вытянуть детей из засасывающей их тины, создать этим детям человеческие условия жизни, вернуть им человеческий образ».
Подобная работа шла и в других городах.
Беспризорные дети появились не вдруг, но общество спохватилось не сразу. Это понятно — ведь все население России было измучено почти десятилетием неблагополучной жизни, если считать с начала Первой мировой войны в 1914 г. Пострадала каждая семья, своих бы детей спасти и выкормить, не то что чужих. Голод заставлял отдавать в детские дома детей из, казалось бы, вчера еще нормальных семей. Например, поэт Марина Цветаева отдала одну из своих маленьких дочерей в приют, надеясь спасти ребенка от недоедания, но истощенная девочка умерла уже в приюте в 1921 г.
Можно сказать, что проблема беспризорности была проговорена вслух к 1924 г. До этого шло «нащупывание» методов борьбы с беспризорностью. В результате за основу была взята провозглашенная несколькими десятилетиями раньше, как в России, так и в странах Запада, идея «трудовой помощи» — не только пригреть, обеспечить за счет государства и благотворительных структур всем необходимым для выживания, но дать профессиональные навыки, научить зарабатывать на хлеб самостоятельно. С этого момента система реабилитации беспризорных стала развиваться за счет увеличения сегмента трудовых колоний, трудовых коммун.
В марте 1924 г. в Москве прошла I конференция по борьбе с беспризорностью. В одном из докладов была дана хронология этой борьбы: 1921 год — спасение детей от голодной смерти (формы: эвакуация детей, организация столовых и детских приемников); 1922 год — борьба с последствиями голода (формы: открытие стационарных учреждений, привлечение шефов — промышленных предприятий и вузов, принятие учреждений от шефов в ведение органов народного образования); 1923 год — переход к плановой работе (создание твердой сети учреждений, выработка четких форм работы с беспризорными).
В 1924 г. только в Москве находились 15 тыс. детей-беспризорников, попавших в столицу в голодные годы.
Возникли и идеологические причины, по которым власть была вынуждена стимулировать борьбу за детей. За несколько месяцев до конференции в германской газете «Форвертс» была опубликована статья, имевшая в Европе колоссальный резонанс. В статье сообщалось, что на улицах Москвы за последнее время было подобрано более тысячи детских трупов, а вывод делался соответствующий — «советский режим неизбежно ведет к таким ужасным последствиям». Опровержение сообщения западной прессы было возложено на Н.К. Крупскую. Сейчас трудно сказать, было ли это ее личным решением или диктовалось партийной дисциплиной, однако на конференции Крупская сказала следующее: «Никаких трупов, конечно, нет, но мы не скрываем, что у нас налицо имеется громадная беспризорность в очень тяжелой форме». Крупской же была произнесена фраза, ставшая в дальнейшем идеологическим клише, о том, что «беспризорность — издержка революции».
Итак, начиная с 1924—1925 гг. борьба с беспризорностью приняла форму всенародной кампании. Чиновники рапортовали об успехах, было организовано общество «Друг детей», в которое по призыву фабрично-заводских комитетов на каждом предприятии, профсоюзов в каждом учреждении вступали тысячи граждан. Ряды этого общества быстро росли. Уже в первый год его существования, к осени 1924 г., отделения общества имелись в 32 губерниях, число членов составило свыше полумиллиона человек, а к концу кампании по борьбе с беспризорностью, в 1932 г., в стране в ячейках общества было 1 263 000 человек. Даже в сопоставлении с количественным пиком беспризорных детей в 1924 г. на каждого беспризорника приходилось несколько человек — членов общества «Друг детей».
Тем не менее, несмотря на бюрократизацию работы, присущую периоду «закручивания сталинских гаек» с конца 1920-х гг., общество сыграло огромную роль, издавая журнал, помогавший практикам этой работы, а также привлекая большие финансовые средства в виде членских взносов и пожертвований. Вот одно из характерных сообщений в журнале «Друг детей» за 1926 г.: «Жертвую золотое обручальное кольцо с надписью “Феня” и цифрами “XX лет” для помощи нуждающейся детской колонии». Во время Всесоюзной недели помощи беспризорным детям в мае 1927 г. кружечный сбор, пожертвования и доходы от благотворительных спектаклей составили 18,5 тыс. руб.
Начиная с 1927 г. началось «массовое изъятие» беспризорников с улиц, проводившееся чекистами и милицией при участии педагогов и дружинников. В 1927—1928 гг. по РСФСР были собраны с улиц и помещены в детские учреждений 20 тыс. детей до 16 лет.
Сочувствие общества и желание решать проблему было огромным. Жалость к несчастным детям диктовалась не только общечеловеческими воззрениями, но и запрятанным после революции глубоко внутрь христианским чувством милосердия. Ведь издавна на Руси говорили: «Не строй семь церквей, а пристрой семь детей». Эта пословица показывает, что забота о бесприютных детях ставилась иногда даже выше почитаемых в народе пожертвований на храмы.
Людмила ЖУКОВА, доктор исторических наук
Галина УЛЬЯНОВА, кандидат исторических наук http://his.1september.ru/2003/39/10.htm
5. ОБЩЕСТВО «ДРУГ ДЕТЕЙ». Автор: Т. П. БИБАНОВ
Общество «Друг детей» (ОДД) ставило в 1920-е годы своей целью оказание практической помощи Советскому государству в организации воспитания, обучения, улучшения быта подрастающего поколения, и прежде всего в ликвидации детской беспризорности, порожденной первой мировой и гражданской войнами. Группы «Друзья детей», в состав которых входили рабочие, студенты, учащиеся старших классов, стали действовать с конца 1923 г. при Московской губернской комиссии по улучшению жизни детей. Обобщив их опыт, комиссия обратилась к трудящимся столицы с призывом: «Кому дороги дети, кто хочет бороться против величайшей опасности, которую представляет собой беспризорность, должны встать в ряды «Друзья детей» .
В 1924 г. начали возникать подобные организации в областях, краях, губерниях. Уже к сентябрю того же года в них насчитывалось свыше 310 тыс. человек. В августе 1929 г. во время работы Первого Всесоюзного слета пионеров вопрос об объединении усилий отдельных организаций, появившихся на местах, поднимался на совещании в ЦК ВЛКСМ, а ЦК ВКП(б) 2 сентября 1929 г. принял постановление «Об итогах пионерского слета», в котором поставил перед органами народного образования задачу реорганизовать деятельность групп «Друзья детей» с тем, чтобы они проявили максимальную активность в деле мобилизации общественности на борьбу за коммунистическое воспитание молодежи и развитие пионерского движения.
На базе издававшегося Московской организацией ОДД журнала «Друг детей» был создан оргкомитет, и в мае 1931 г. состоялся Первый Всероссийский съезд общества, оформивший создание массовой общественной организации — Всероссийского общества «Друг детей». В резолюции съезда «Коммунистическое воспитание детей и задачи ОДД» указывались принципы и цели деятельности общества, подчеркивалось, что «в борьбе за коммунистическое воспитание общество «ДД» должно сыграть ответственнейшую роль». На съезде был избран Центральный совет, в состав которого вошли представители комсомола, Наркомпроса, профсоюзов и др.6 . В 1932 г. Центральный совет общества вручил московской и ленинградской его организациям как инициаторам создания массовой общественной организации «Друг детей» красные знамена.
К середине 30-х годов в рядах общества насчитывалось свыше 1,2 млн. человек: рабочих, учителей, служащих, студентов, учащихся, крестьян. Члены общества проводили рейды по выявлению беспризорников, направляли их в детские дома, трудоустраивали на фабрики и заводы, в мастерские. Они налаживали также патронирование беспризорных детей рабочими и крестьянами, коллективами промышленных предприятий. Только в 1923 — 1924 гг. в 32 губерниях РСФСР было взято на патронирование свыше 52 тыс. детей-сирот. Ячейки ОДД обследовали патронированных, помогали налаживать быт в семьях, куда их брали. Хорошо работали в этом направлении ячейки ОДД в Москве, Краснодаре и Орле. Иностранные педагоги, посещавшие в те годы нашу страну, высоко оценивали борьбу с детской беспризорностью. «Достойно удивления, что сумели так хорошо организовать детей, которые находились в беспомощном состоянии«, — отмечала группа немецких учителей, побывавшая в трудовой коммуне им. Коминтерна. За добросовестную работу по ликвидации детской беспризорности грамотами ВЦИК были награждены в 1936 г. лучшие педагоги детских домов М. Р. Малявко, П. И. Зимин, А. А. Козловский и др. Вручал награды председатель Комиссии по улучшению жизни детей при ВЦИК Н. А. Семашко.
Активисты ОДД оказывали большую помощь детским домам, колониям и коммунам в оборудовании помещений, мастерских, закупке для детей одежды, обуви, учебных пособий и письменных принадлежностей (финансовая база общества складывалась из членских взносов, доходов от платных мероприятий и т. д.) В 1931 г. ячейки ОДД шефствовали над 268 детскими домами, несколькими колониями и коммунами12 . Большое внимание они уделяли общеобразовательной, трудовой и профессиональной подготовке детдомовцев, колонистов и коммунаров. В те годы практически при каждом воспитательном учреждении имелись, кроме семилетних школ, производственные мастерские, приусадебные участки. К 1935 г. в детских домах Российской Федерации имелась 701 мастерская, где воспитанники получали не только трудовую закалку, но и профессию13 . Ячейки ОДД помогали наладить работу мастерских, способствовали сбыту их продукции. «Пионерская правда», анализируя работу мастерских в Нижегородском пионердетдоме, высоко оценивала профессиональную подготовку, получаемую воспитанниками .
Ячейки ОДД вели воспитательную работу в детских домах, колониях и коммунах: организовывали кружки, секции, выписывали литературу, проводили встречи с интересными людьми. Журнал «Друг детей» поместил ряд статей о жизни воспитанников подшефных ОДД детских учреждений. В числе лучших по шефской работе среди детских домов он назвал нижегородскую губернскую организацию, которая оказывала помощь Нижегородскому пионердетдому. Рассказывая о нем, журнал особо отметил дружную жизнь его воспитанников.
Ф. Э. Дзержинский
А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ
ДЗЕРЖИНСКИЙ В НАРКОМПРОСЕ
Как всякий участник нашей революции, как член правительства, я, конечно, много раз встречал Феликса Эдмундовича, видел его в разных ролях и переделках, слушал его доклады, припимал участие вместе с ним в обсуждении различных вопросов и т. д.
Но именно потому, что Феликс Эдмундович был чрезвычайно многогранен, что он связан был многочисленнейшими и разнообразнейшими нитями со многими сотнями более или менее ответственных деятелей партии и пашей эпохи, воспоминания о нем будут очень обильны, и мне не хочется прибавлять к ним что-нибудь такое, что может лучше рассказать другой.
Были, однако, у меня с Феликсом Одмундовичем встречи совсем особого характера, которые, правда, имели широкий общественный отголосок, но которые все же менее известны, чем другие формы деятельности Дзержинского, а между тем вносят в этот незабвенный образ своеобразные черты, которые не должны быть забыты.
Имя Дзержинского в то время (1921 год) было больше всего связано с его ролью грозного щита революции. По всем личным впечатлениям, которые я получал от него, у меня составился облик суровый, хотя я прекрасно сознавал, что за суровостью этой не только таится огромная любовь к человечеству, но что она-то и создала самую эту непоколебимую алмазную суровость.
К тому времени самые кровавые и мучительные годы оказались позади. Но войны и катастрофа 1921 года оставили еще повсюду жгучие раны.
Страна переходила к эпохе строительства, но, обернувшись лицом от побежденного врага, увидела свое жилище, свое хозяйство превращенным почти в груду развалин.
На том кусочке фронта, где работали мы, просвещенцы, и который в то время называли «третьим» фронтом для обозначения его третьеочередности, к которому даже у самых широко смотревших на вещи вождей было отношение как к группе нужд и вопросов, могущих подождать, на этом кусочке общего фронта не счесть было всякщ пробоин, которых нечем было забить, всяких язв, которые нечем было лечить.
Теперь, во времена несравненно более обильные, спокойные и мирноплодотворные, когда иной раз не без жути измеряешь расстояние между необходимым и возможным, лучше всего бывает вспомнить о тогдашних сумрачных днях, тогда вся обстановка кругом кажется куда светлее.
В один из дней того периода Феликс Эдмундович позвонил мне и предупредил меня, что сейчас приедет для обсуждения важного вопроса.
Вопросов, на которых перекрещивались бы наши линии работы, бывало очень мало, и я не мог сразу догадаться, о чем же таком хочет поговорить со мною творец и вождь грозной ВЧК.
Феликс Эдмундович вошел ко мне, как всегда, горящий и торопливый. Кто встречал его, знает эту манеру: он говорил всегда словно торопясь, словно в сознании, что времени отпущено недостаточно и что все делается спешно. Слова волнами нагоняли другие слова, как будто они все торопились превратиться в дело.
— Я хочу бросить некоторую часть моих личных сил, а главное, сил ВЧК на борьбу с детской беспризорностью, — сказал мне Дзержинский, и в глазах его сразу же загорелся такой знакомый всем нам, несколько лихорадочный огонь возбужденной энергии.
— Я пришел к этому выводу, — продолжал он, — исходя из двух соображений. Во-первых, это же ужасное бедствие! Ведь когда смотришь на детей, то не можешь не думать — все для них! Плоды революции — не нам, а им! А между тем сколько их искалечено борьбой и нуждой. Тут надо прямо-таки броситься на помощь, как если бы мы видели утопающих детей. Одному Наркомпросу справиться не под силу. Нужна широкая помощь всей советской общественности. Нужно создать при ВЦИК, конечно при ближайшем участии Наркомпроса, широкую комиссию, куда бы вошли все ведомства и все организации, могущие быть полезными в этом деле. Я уже говорил кое с кем; я хотел бы стать сам во главе этой комиссии; я хочу реально включить в работу аппарат ВЧК. К этому меня побуждает второе соображение: я думаю, что наш аппарат — один из наиболее четко работающих. Его разветвления есть повсюду. С ним считаются. Его побаиваются. А между тем даже в таком деле, как спасение и снабжение детей, встречается и халатность, и даже хищничество! Мы все больше переходим к мирному строительству, я и думаю: отчего не использовать наш боевой аппарат для борьбы с такой бедой, как беспризорность.
Я не мог найти слов в ответ. Если само предложение поразило меня и своей оригинальностью, и своей целесообразностью, то еще больше поразила меня манера, с которой оно было сделано, И тут был все тот же «весь Дзержинский». И тут то же взволнованное, словно на кого-то рассерженное лицо, раздувающиеся ноздри, как будто вдыхающие веяние бури, те же горящие глаза. Дело, как будто бы постороннее обычным интересам человека, а вот оно прикоснулось к нему, и он уже вспыхнул, и уже горит, и уже течет от него богатым током волнующее, побуждающее к творчеству живое электричество.
Как известно, деткомиссия создалась. Если подсчитать количество детей, спасенных ею при постоянном деятельном участии ЧК, позднее ГПУ, то получится внушительнейшее свидетельство благотворности тогдашнего движения мысли и сердца Феликса Эдмундовича.
Расставаясь со мною и пожимая руку, он повторял:
— Тут нужна большая четкость, быстрота и энергия. Нужен контроль, нужно постоянно побуждать, тормошить. Я думаю, мы всего этого достигнем.
И он ушел, торопясь куда-то к новому делу. Но вот Феликс Эдмундович призван к мирной строительной деятельности в огромном масштабе. Он поставлен во главе Наркомата путей сообщения.
Прошло немного дней с его назначения, он только-только мог разобраться в важнейших проблемах порученной ему огромной области хозяйственной жизни, но уже наткнулся и на такой вопрос, который, по-видимому, при непосредственном соприкосновении каждый раз особенно волновал его: опять на вопрос о детях.
Вновь звонок Дзержинского. И опять он у меня в кабинете, куда я вызвал, узнав, о чем идет дело, ближайших заинтересованных в нем членов коллегии и сотрудников.
С самого начала жизни Наркомпроса у нас тянулся вопрос с железнодорожниками о сети их школ. У губернских отделов народного образования была тенденция разобрать их по губерниям. Они же цепко держались за свои «линии» и докалывали, что линии эти нельзя резать границами губерний и уездов, что школы по линии ближе друг к другу и к своему центру, чем подчас к районному или губернскому отделу народного образования. Железнодорожники доказывали, что их могучее хозяйство умело и еще сумеет поддержать свои школы, не только профессиональные, но и общеобразовательные, на более высоком уровне, чем общий. Но эти доводы натыкались на стремление ведомства и его органов на местах до конца довести своеобразную монопольную централизацию народного образования, не позволить разбивать отдельных кусков единого целого — просвещения.
Вот об этом-то и заволновался, на этот счет и загорелся Феликс Эдмундович.
Когда кто-то из моих помощников в несколько полемическом тоне завел речь о единстве, о разбазаривании, о необходимости централизовать методическое руководство и т. п., Ф. Э. Дзержинский вспыхнул.
Все знают эти его вспышки, это его глубокое волнение, эту торопливую, страстную речь — речь человека, до конца свято убежденного, которому хочется как можно скорее высказать свои аргументы, устранить с дороги дорогого дела какие-то недоразумения, фальшь или волокиту.
— Я не ведомственник, — торопился Дзержинский, — и вам не советую им быть. Руководство — пожалуйста! Напишите сами какой хотите устав. Обеспечьте за собой руководство полностью. Готов подписать не глядя! Вам и книги в руки. Но администрировать, но финансировать дайте нам! В чем дело? У нас есть какая-то лишняя копейка. Мы можем прибавлять какие-то гроши к каждому билету. И вот возможность несколько тысяч детей учить немного лучше, чем остальных. Поддержать их привилегию! Да, привилегию! Или вы хотите непременно сдернуть их до той нищеты в деле образования, в которой сейчас вынуждены барахтаться ваши школы? Ведь мы же общий уровень поднять не можем? Эти наши деньги мы вам отдать на все дело образования не можем? Зачем же вы хотите помешать, чтобы дети рабочих хоть одной категории имели эту, скажем, «привилегию» — учиться немножко лучше? Придет время, и это совсем не нужно будет. Я вовсе не сепаратист, я, только знакомясь с этим делом, увидел, что многочисленная группа детворы из-за ведомственной распри может пострадать в своем обучении. А этого нельзя. Что хотите, какие хотите условия, только без вреда для самих детей.
Именно эта, с огненной убежденностью сказанная речь, которую я передаю, кажется, почти дословно, послужила основой нынешнего положения о Цутранпросе, которое и сейчас многим кажется спорным, которое, может быть, в свое время будет отменено, но благодаря которому детишки железнодорожников в течение этих лет получили весьма значительные блага образовательного характера.
Я не хочу давать здесь места общим характеристикам, общим суждениям об этом прямом слуге пролетариата… Я хочу только вплести эти два воспоминания в тот строгий, но грандиозный венок, сплетенный из полновесных заслуг, который сам себе нерукотворно создал безвременно погибший герой. Мне хочется, чтобы два эти цветка, показатели горячей любви к детям, лишний раз свидетельствовали о том, что нам, сподвижникам великого человека, было хорошо известно, но что отрицают ослепленные молниеносным гневом революции, носителем которой он был, далекие от него круги, — я хочу, чтобы они свидетельствовали о том, что этот рыцарь без страха и упрека был, конечно, рыцарем любви.
Правда, 1926, 22 июля
Р. П. КАТАНЯН
ОТЕЧЕСКАЯ ЗАБОТА
Феликс Эдмундович очень любил детей. Однажды произошел такой случай. Была арестована банда грабителей, считавшаяся долгое время неуловимой. Секрет этой неуловимости заключался в том, что каждый из бандитов имел при себе мальчика-оруженосца. Когда бандиты шли на «дело», мальчики следовали за ними в некотором отдалении и должны были передавать оружие по первому их требований. Если бандитов задерживали, они делали вид, что совершают прогулку. Не обнаружив оружия, чекисты за отсутствием улик отпускали их.
Однако оперативные работники раскусили, в чем дело, и арестовали банду вместе с оруженосцами. И тогда на коллегии ОГПУ встал вопрос: как быть с малолетними помощниками бандитов? Я категорически возражал против направления ребят в исправительно-трудовые лагеря, указывая, что единственно разумным было бы применение к ним воспитательных мер. С этой целью, на мой взгляд следовало бы ОГПУ создать специальное учреждение. Но некоторые из членов коллегии не согласились со мной. Так мы ни до чего не договорились, и вопрос о малолетних преступниках был перенесен.
На следующее заседание кроме заместителей предсе дателя и прокурора ОГПУ явился председатель ОГПУ Феликс Эдмундович Дзержинский. Он принял участие судьбе арестованных мальчиков и всецело присоединился к точке зрения прокуратуры.
Тогда-то и решили организовать под Москвой исправительно-воспитательную колонию для малолетних. Она называлась коммуной и была полузакрытого типа, без вооруженной охраны, без внешних признаков принуждения, с широким самоуправлением. Коммуне было присвоено имя Феликса Эдмундовича. Причем сделано это было в отсутствие Дзержинского, иначе он воспротивился бы этому.
Большевская коммуна имени Ф. Э. Дзержинского сыграла исключительную роль в перевоспитании малолетних преступников.
Когда крестьяне узнали, что близ их села организуется коммуна, в которой будет находиться молодежь, связанная с преступной средой, они решили протестовать и послали к Дзержинскому специальную делегацию. Феликс Эдмундович принял ходоков. Они просили перенести коммуну в другое место, так как опасались, что несовершеннолетние правонарушители обворуют их и развратят местную молодежь.
Дзержинский долго беседовал с крестьянами и просил их передать всем односельчанам, что он будет лично наблюдать за коммуной, не допустит никаких беззаконий и, в случае чего, закроет коммуну.
Делегация уехала и о результатах переговоров доложила односельчанам, которые решили несколько повременить и посмотреть, «во что выльется, — как выразился один из крестьян, — вся эта петрушка». Через месяц-другой они успокоились. Коммуна завела у себя мастерские, которые принесли большую пользу крестьянам. Им необходимо было где-то ремонтировать свой сельскохозяйственный инвентарь. А тут мастерская под рукой.
К колонистам присматривались и старики и молодежь. Видят — ничего, с ними жить можно. Когда же в коммуне стали устраиваться спектакли, танцы и показ кино, тогда вся сельская молодежь открыто перешла на сторону коммуны. Не поступало ни одной жалобы на безобразия, хулиганство, а тем более на пропажу имущества. Село признало своего соседа.
Феликс Эдмундович часто бывал в гостях у колонистов. Его беседы с ними отличались большой задушевностью. Впоследствии по настоянию Дзержинского и под его непосредственным руководством была создана целая сеть детских исправительных учреждений, подобных Болшевской коммуне. Доказывая необходимость этого, Феликс Эдмундович говорил:
«Борьба с детской безнадзорностью есть средство искоренения контрреволюции… Забота о детях является одним из важнейших вопросов республики…»
Так мог рассуждать только большой человек, ибо любовь к детям — это первый признак человеческого величия.
Рассказы о Дзержинском. М., 1965, с. 173–175
В. В. ШИШКИН, М. П. ШРЕЙДЕР
ДРУГ МОЛОДЕЖИ
Империалистическая и гражданская война оставили в наследство молодой Советской республике не только разруху и голод, но и детскую беспризорность. Беспризорники буквально наводняли железные дороги, улицы и подвалы домов Москвы и других городов.
Нынешнее поколение молодежи не видело этих оборванцев, но хорошо знает их по книге А. С. Макаренко «Педагогическая поэма» и по первому советскому звуковому кинофильму «Путевка в жизнь»…
Надо было не дать погибнуть этим молодым гражданам Республики Советов, и В. И. Ленин поручил это святое дело Ф. Э. Дзержинскому, чекистам.
27 января 1921 года при ВЦИК была создана комиссия по улучшению жизни детей. Председателем комиссии был назначен Ф. Э. Дзержинский. Он развернул кипучую деятельность по борьбе с беспризорностью, призвал на помощь детям всех чекистов, широкие народные массы.
По призыву Дзержинского комсомольцы-чекисты приняли самое непосредственное участие в ликвидации детской беспризорности. Дзержинский неоднократно приглашал к себе партийно-комсомольский актив и требовал принять срочные меры к спасению беспризорных детей и малолетних преступников. На одной из таких бесед он взволнованно говорил:
— Ведь подумайте только, огромное число детей-сирот не имеют ни крова, ни призора. Миллионы детей требуют немедленной реальной помощи. Мы, чекисты, и особенно наши комсомольцы, должны полностью отдать все свои силы этой благородной цели — спасению детей. Иначе мы не будем достойны звания коммунистов и комсомольцев. Ведь это почетное дело поручил нам Владимир Ильич Ленин.
Феликс Эдмупдович говорил об ужасающих формах детской преступности, угрожающей тяжелыми последствиями для подрастающего поколения, о нехватке средств, обуви, одежды и продовольствия, о трудностях, связанных с недостатком детских учреждений.
— Но эти трудности не должны нас останавливать, — подчеркивал Дзержинский. — Они должны мобилизовать нас на их преодоление. Все можно найти и сделать при желании, находчивости, упорстве и настойчивости. Дело за нами…
В ответ па призыв своего любимого руководителя комсомольцы-чекисты ринулись на борьбу с детской беспризорностью. Это они первыми проводили ночные облавы, проникали в подвалы домов, лезли в котлы для плавки асфальта и вытаскивали оттуда чумазых малышей и подростков.
Вот судьба одного из многих беспризорников, спасенных комсомольцами-чекистами.
1920 год. В отделе происшествий центральных газет неоднократно упоминалось о молодом рецидивисте под кличками Цыган, Директор.
Во время одной из облав у Краснохолмского моста Цыган был задержан чекистами. Им оказался Павел Железнов. При обыске комсомолец Иванов нашел у Железнова тетрадь стихов, написанных под влиянием есенинской «Москвы кабацкой». Прочитав стихи, Иванов начал с Павлом разговор о содержании стихов и о будущности их автора.
Павел Ильич Железнов, ставший известным поэтом, об этой встрече с чекистом Ивановым писал:
Перелистал. Улыбнулся: «
Здесь есть и огонь и страсть.
Но хватаешь зря! Трудней и приятней
Делать вещи, чем красть».
«Иванов, — вспоминает Павел Ильич, — по-отечески отнесся ко мне. Он не только устроил меня на работу, но и побеспокоился о моих способностях. Привел меня в литературный кружок «Вагранка», сделал мне, так сказать, первый «привод» в литературу. Отнес мои стихи в редакцию журнала «Друг детей», где они и были напечатаны. Стихи эти помогли мне в то время познакомиться с Алексеем Максимовичем Горьким, который «содрал с моей совести мох, отечески добр и суров».
В портновской, сапожной, столярной мастерских, в гараже и в других хозяйственных и подсобных подразделениях ВЧК и МЧК наряду со взрослыми работали и молодые рабочие, и подростки в качестве учеников и подмастерьев. Одновременно они учились в вечерних школах.
Ф. Э. Дзержинский держал их в поле зрения, добиваясь, чтобы их обучение и воспитание было качественным и чтобы они стали достойными советскими гражданами.
В записке своему секретарю В. Л. Герсону 19 января 1921 года он писал: «Нам надо заняться как следует молодежью и подростками и поставить это дело образцово, в пример другим. Необходимо наблюдать, чтобы не нарушались постановления об охране труда ребят, находящихся в учении в инженерной роте и др. Обеспечить действительное учение труду, а не безделью или прислужничеству, обеспечить прохождение общих наук и технических». В записке далее указывается, что добиваться всего этого надо не путем привилегий и опеки, не путем оторванности от Наркомпроса и других органов, ведающих этим делом, а
Родители, — подчеркивается в записке, — должны знать, что молодежь у нас воспитывается как следует».
Ф. Э. Дзержинский часто приглашал к себе комсомольцев, ставил перед ними очередную конкретную задачу и разъяснял, как ее выполнить. Комсомольцы-чекисты делали все, чтобы помочь беспризорным детям и с честью выполнить задание В. И. Ленина и Ф. Э. Дзержинского.
Вот лишь один из многочисленных документов, свидетельствующих об этом: «Бюро ячейки В и МЧК108 доводит до сведения всей молодежи, что, согласно постановлению общего собрания всей молодежи ВЧК и МЧК от 11 января 1922 года, будет производиться ежемесячное отчисление однодневного пайка хлеба в пользу интерната для голодных детей Поволжья».
Это постановление общего собрания молодежи было доведено до сведения всех сотрудников ВЧК и МЧК приказом управделами ВЧК от 14 января 1922 года.
Комсомольская ячейка добилась зачисления одной группы бывших беспризорников в полк, а другой — в духовой оркестр дивизии особого назначения при коллегии ОГПУ, размещавшейся тогда в Покровских казармах. Командование и политработники полка уделяли большое внимание работе с «сыновьями полка», как их называли в дивизии. Они учились в общеобразовательной школе. Кроме того, для них было организовано несколько кружков политграмоты и текущей политики. Кружками руководили комсомольцы-чекисты: Павел Иванов-Загревский, Сергей Жилин, Владимир Шишкин, Михаил Шрейдер.
Когда комсомольцы рассказали Дзержинскому о хорошем поведении бывших беспризорников в дивизии, Феликс Эдмупдович посоветовал не ослаблять работу с ними и лучших из них готовить к приему в комсомол.
Конец 1922 года. Приближалась знаменательная дата — пятилетие со дня образования ВЧК-ГПУ. Комсомольская ячейка ГПУ и Московского губернского отдела ГПУ109 учитывая особые заслуги Дзержинского перед чекистской молодежью, решила присвоить ему звание почетного комсомольца.
20 декабря 1922 года состоялось комсомольское собрание… На собрание пригласили Феликса Эдмундовича. Здесь объявили ему о присвоении звания почетного комсомольца и поздравили с этим событием.
Отвечая на поздравления, Дзержинский сказал:
— Конечно, я постараюсь выполнить свой комсомольский долг, хотя вы сами понимаете, как я занят. Но то, что я не доделаю по линии комсомола, думаю, за меня сделает мой подрастающий комсомоленок.
Весной 1924 года по инициативе Ф. Э. Дзержинского в районе станции Болшево по Северной железной дороге была создана первая в стране трудовая коммуна несовершеннолетних правонарушителей. Сюда привезли малолетних виновников, из которых одни находились в услужении у бандитов, другие занимались карманными и квартирными кражами. В коммуне их накормили, вымыли, одели в чистое белье и сказали: «Все остальное зависит от вас самих. Вот вам кладовая с продуктами, с бельем и постельными принадлежностями, располагайтесь и хозяйничайте. В вашем распоряжении мастерские и материалы для труда. Вы можете работать в них под руководством опытных мастеров. Заведующий трудовой коммуной только ваш помощник и наставник. В чем будут у вас трудности, обращайтесь к нему. Охраны никакой нет. Устраивайте жизнь так, как ее ведут советские рабочие и крестьяне».
И правонарушители начали устраивать новую жизнь.
Ф. Э. Дзержинский и партком ОГПУ поставили перед комсомольцами-чекистами ответственное поручение: вести в трудовой коммуне политико-воспитательную и культурно-массовую работу. На эту работу были выделены грамотные и знающие комсомольцы: Фивейский, Жилин, Калинин, Филасов, Миронов, Кондратьев и Казаков.
На третий день после завоза в коммуну первых поселенцев туда приехали шефы и представились:
— Мы — комсомольцы-чекисты. Приехали вам помогать. В чем нужна будет наша помощь, мы сделаем все, что в наших силах.
Начались расспросы: «А оружие у вас есть?»
Комсомольцы ответили, что оружия у них нет, так как приехали они к таким же молодым ребятам, как и они сами, и с оружием им здесь делать нечего.
Все рассмеялись, и началась задушевная беседа. Между комсомольцами и коммунарами установились непринужденные дружеские отношения.
Коммунары показали шефам свое хозяйство. При этом неоднократно раздавались радостные возгласы: «Все это наше! Никто нас не охраняет!» Рассказали, что у них создан совет коммуны, приняли распорядок дня и что они сами будут руководить хозяйством. Беседа затянулась до поздней ночи, и, когда комсомольцы собрались уезжать, их провожали всей коммуной.
Коммунары просили приезжать шефов чаще. И комсомольцы старались выполнять их просьбу. Почти каждый день в коммуне был кто-нибудь из комсомольцев.
Комсомольцы-чекисты так подружились с коммунарами, что нередко после бесед оставались у них ночевать.
Результаты повседневной воспитательной работы не замедлили сказаться. Несколько коммунаров изъявили желание вступить в комсомол. Коммунары сами на собрании дали им положительные характеристики. В комсомол принимали на торжественном собрании, посвященном 1 Мая.
За хорошие показатели в труде и в поведении коммуне в торжественной обстановке было вручено почетное знамя партийной организации ОГПУ.
Большим и радостным событием для коммунаров было участие в праздновании 1 Мая и 7 ноября 1924 года в Москве. Через Красную площадь в колоннах демонстрантов они шли под знаменем, преподнесенным им коммунистами-чекистами.
Коммунары от всей души благодарили Ф. Э. Дзержинского, чекистов, которые помогли им встать на путь честной трудовой жизни. Они клялись, что никогда не свернут с этого пути. Коммунары привезли Дзержинскому свои первые трудовые подарки…
Аналогичные трудовые коммуны, по инициативе чекистов, были образованы и в ряде других городов страны.
В марте 1924 года комсомольская организация ОГПУ праздновала свой четырехлетний юбилей. В день юбилея комсомольцы подтвердили клятву, данную у гроба В. И. Ленина: упорным трудом и учебой, непоколебимой верой в победу Октября оправдать высокое звание ленинца.
По случаю этого праздника Ф. О. Дзержинский обратился к комсомольцам-чекистам с приветствием, в котором писал:
«Дорогие товарищи! К четвертой годовщине существования вашей ячейки шлю вам горячий привет и пожелание не только закаляться на боевом посту чекистов, стоящих на страже завоеваний Великого Октября, но и найти в себе волю и энергию добиваться своим трудом больших внаний и большой культуры, без которых великое здание Октября — коммунизм — не может быть построено. Шлю вам коммунистический привет.
Ваш Ф. Дзержинский».
Преждевременная смерть Ф. Э. Дзержинского явилась для комсомольцев ОГПУ особенно тяжелым ударом. Они лишились своего друга и учителя, человека, который был путеводной звездой в их жизни и боевой работе.
Но смерть любимого наставника не сломила их силы, стремления и порывы жить и работать так, как жил, боролся и работал Дзержинский. Следуя заветам В. И. Ленина и Ф. Э. Дзержинского, они не только самоотверженно охраняли завоевания Великого Октября, но и упорно овладевали знаниями, чтобы вместе со всем советским народом, под руководством Коммунистической партии построить первое в мире социалистическое общество.
7. А. С. МАКАРЕНКО. ПРЕКРАСНЫЙ ПАМЯТНИК
Дзержинскому. ФЭД — лидер современной промышленной и военной оптики
В январе 1928 года президиум ОГПУ Украины в письме всем украинским чекистам сообщал:
«Усилиями украинских чекистов, при поддержке советской общественности построен лучший памятник первому чекисту — организована детская трудовая коммуна имени Ф. Э. Дзержинского».
Памятник Ф. Э. Дзержинскому в Харькове действительно один из лучших. Коммуна не только хорошее учреждение, несущее на своем знамени имя Ф. Э. Дзержинского. Во всей своей деятельности, в каждом дне своей жизни, в сложном кружеве детского коллектива она отражает и оживляет образ Феликса Эдмундовича. Коммуна — живая композиция живых движений прекрасных новых людей. Именно поэтому коммуна прежде всего производит впечатление большой художественной силы, ее жизнь вылеплена с такой же экспрессией таланта, какую мы обычно встречаем и находим в произведениях искусства. И поэтому, говоря о коммуне, нельзя не говорить об ее авторах, о тех людях, которые изваяли этот замечательный памятник. Достаточно только один раз побывать в коммуне, только прикоснуться к жизни дзержинцев, чтобы сразу увидеть, сколько глубокой мысли, сколько внимания, любви и вкуса заложено в каждом кирпиче ее здания, в каждом луче пронизывающего ее солнца, в каждой линии цветника и в особенности в жизни тридцати коммунарских отрядов, в их быте, традициях, законах, в высоком человеческом стиле этого коллектива.
Как прекрасна была жизнь Феликса Эдмундовича, так же прекрасна история коммунаров: в течение всех десяти лет коммуна не знала провалов, не знала разложения или упадка энергии, ни одного дня в ее истории не было такого, когда бы имя Ф. Э. Дзержинского звучало укором. И это случилось вовсе не потому, что в коммуну приходили какие-либо особые дети, здоровые и радостные. В коммуну приходили те, о которых Ф. Э. Дзержинский сказал: «Сколько их искалечено борьбой и нуждой!»
Великая и простая любовь Ф. Э. Дзержинского к детям выражена была им в таком коротком и выразительном слове: «Когда смотришь на детей, так не можешь не думать — все для них. Плоды революции не нам, а им».
Не призрение, не высокомерную подачку, не ханжеское умиление перед человеческим несчастьем подарили чекисты этим искалеченным детям. Они дали им то, о чем с таким человеческим чувством говорил Феликс Эдмундович, — дали самое дорогое в нашей стране — плоды революции, плоды своей борьбы и своих страданий. А среди этих плодов не паркет, не цветы, не чудесные солнечные комнаты — главное. Главное — новое отношение к человеку, новая позиция человека в коллективе, новая о нем забота и новое внимание. И только поэтому искалеченные дети, пришедшие в коммуну, переставали нести на себе проклятие людей «третьего сорта». Они становились дзержинцами. Об этом хорошо знают коммунары, потому что и самый путь коммунара в коммуне обозначается знаменательным чертежом движения: вот ты пришел в коммуну — ты только воспитанник; ты уже пошел вперед — ты получаешь звание коммунара; наконец, ты ведешь других, ты борешься впереди, ты хорошо знаешь, за что борешься, — ты получаешь звание коммунара-дзержинца. Этот путь не такой уж легкий, ибо на легком пути создаются и легкие люди, а коммунары-дзержинцы справедливо утверждают: «Человека нужно не лепить, а ковать».
Этот путь нелегкий, не всегда неизменно радостный, бодрый путь победителя. Коммуна «железного Феликса» умеет воспитывать в своих прекрасных дворцах, окруженных цветами, не только улыбку друга, не только хорошее, теплое товарищеское слово, но и суровое слово большевика, железное требование и непоколебимую принципиальность. В ее жизни, как в зеркале, отражается личность Ф. Э. Дзержинского, личность великого гуманиста, скромного и доброго человека.
К сожалению, в нашем обществе мало знают о жизни коммуны и мало людей наблюдали те чудесные операции, которые с таким блеском и с таким спокойствием умеют совершать коммунары. Постановление партии и правительства от 1 июня 1935 года о полной ликвидации беспризорности застало коммуну в составе 500 коммунаров. В течение нескольких месяцев к ним пришли новые пятьсот, пришли с улицы, из зала суда, из неудачных, деморализованных семей. И в настоящее время только очень опытный глаз способен отличить, где старые, испытанные дзержинцы, а где новые, только что налаженные воспитанники. В коммуне давно не существует института воспитателей, и, принимая новых пятьсот, ни один коммунар не предложил в панике: давайте все-таки пригласим воспитателей.
Проделывая эту совершенно невероятной трудности операцию, коммунары не просили помощи, но и закончив ее, они не возгордились, не кричали о своих успехах, они, кажется, даже и не заметили успеха, потому что у них много забот и много новых дел и новых стремлений. Среди этих стремлений лицо коммунара-хозяина особенно прелестно.
Ф. Э. Дзержинский оставил коммунарам и второй большевистский завет — строительство. И поэтому, выковывая для советского общества сотни новых большевиков, коммунары делают это как будто между делом, а дело у них серьезное, одно из славных дел нашего времени. Кто теперь не знает ФЭД — советской «лейки»? Кто не мечтает иметь в своих руках эту прекрасную вещь, и ФЭД, пожалуй, даже более известен, чем коммуна Ф. Э. Дзержинского. История ФЭДа — сама по себе чудеснейшая история, это история борьбы, страстного стремления к победе и страстного неутомимого терпения. Эта машинка оказалась гораздо более трудной, чем казалось вначале, а дзержинцам пришлось освоить ее без заграничной помощи.
Выполняя многомиллионные промфинпланы, с гневом вгрызаясь в каждое производственное препятствие, с огромным чувством и размахом подхватив стахановское движение, они способны были всегда поставить «Тартюфа» на своей сцене, не пропустить ни одной премьеры в харьковских театрах, танцевать, петь, сотнями считать значки ГТО и требовать от каждого коммунара, чтобы он был ворошиловским стрелком. И уже совсем как будто нечаянно из последнего класса коммунарской деятельности ежегодно выходят десятки культурных, образованных людей, а через год приезжают в коммуну в гости и рассказывают простыми словами о своем новом пути: инженера, врала, педагога, летчика, радиста, актера. И, пожалуй, никто из них не думает о том, что в своей жизни они выражают лучшие стремления нашего советского строя, они находят те пути, за которые боролся Ф. Э. Дзержинский.
8. Я. Ф. ДЗЕРЖИНСКИЙ. МОЙ ОТЕЦ, КАКИМ Я ЕГО ПОМНЮ
Правда, 1936, 20 июля
ЛЮБЯЩИЙ ЖИЗНЬ И ЛЮДЕЙ
Ф. Э. Дзержинский
Три раза я был с отцом в Крыму. Отец весь предавался отдыху, наслаждаясь морем, купаясь, катаясь на лодке и совершая большие прогулки. Особенно он любил бурю, когда море бушевало, а он подолгу сидел где-нибудь на берегу, бросая камни в воду и любуясь разъяренной и грозной стихией.
В то же время каждый свой отпуск отец использовал для деловых встреч и для ознакомления с работой подведомственных ему организаций на местах. На обратном пути в Москву он обычно останавливался по делам службы в Донбассе, Харькове и других городах.
Отец глубоко понимал и любил искусство, музыку, но, всегда загруженный работой, он лишь изредка имел возможность посетить театр или концерт.
Широко известна любовь Дзержинского к детям. Еще в 1902 году он писал сестре Альдоне: «Не знаю, почему я люблю детей так, как никого другого… Я никогда не сумел бы так полюбить женщину, как их люблю, и я думаю, что собственных детей я не мог бы любить больше, чем несобственных… Часто-часто мне кажется, что даже мать не любит детей так горячо, как я…»
В своих письмах из тюрьмы к сестре Альдоне и к моей матери отец постоянно возвращался к вопросу о детях, об их воспитании, давал советы, проявляя глубокое понимание вопросов педагогики и воспитания. Как известно, в 1921 году он возглавил деткомиссию ВЦИК, используя аппарат ВЧК для борьбы с детской беспризорностью. У нас сохранилось немало писем, фотографий и альбомов от воспитанников детских домов и трудовых коммун ОГПУ с выражением их глубокой признательности и любви к Дзержинскому.
Воспоминания о Феликсе Дзержинском
http://lib.rus.ec/b/110760/read
=====================
Из дневника Феликса Дзержинского. Cело Кайгородское Вятской губернии, 1 декабря 1898 г. (Сохранены авторская пунктуация и орфография.)
«Зачем я вчера говорил все это, зачем я думал, что я должен это делать? Ведь действительно, я неравнодушен, разве это не минутное увлечение от нечего делать? Мне хочется с ней (Маргаритой Николаевой. — «Известия») говорить, видеть ее серьезные, добрые очи, спорить с ней. Если она дома, мне трудно читать, сосредоточиться, все думается о ней.
…Как жалко, что она не мужчина. Мы могли бы быть тогда друзьями, и нам жилось бы хорошо, …поддерживая друг друга, могли бы с огромной пользой прожить это время. Женщин же я, право, боюсь. Боюсь, что дружба с женщиной непременно должна перейти в более зверское чувство. Я этого допускать не смею. Ведь тогда все мои планы, вся жизнь должна будет очень и очень сузиться. Я тогда сделаюсь невольником этого чувства и всех его последствий. Сдержать же себя тогда, когда уже данное чувство народиться, будет уже слишком поздно. …Однако шаг уже сделан. Я нанял квартиру.
…Мне кажется, что рано или поздно, а мы не то чтобы поссоримся, а прямо она, узнав меня, прогонит от себя. Так должно случиться. Это будет лучше для нас обоих».
источник http://www.peoples.ru/state/statesmen/felix_dzerzhinskyi/history.html
школьные и семейные маршруты, научные исследования, аналитические обзоры, рефераты, переводы
Приглашаем всех любителей своего края, ближних походов с познавательными целями поделиться своим опытом и информацией.
Sstassy
18 декабря, 2013 at 13:47
Большинство малолетних преступников на Украине это не сироты. У них есть и мать, и отец, но преступные понятия они усвоили в спец-интернатах за государственный счет. Обычные интернаты при огромных затратах государства воспитывают в основном рецедивистов. Сейчас Украина развивает семейные детские дома, дети из которых учатся в обычных школах.