Краеведение. Рефераты. Туризм

В действительности все совсем не так как на самом деле…

«Адъютант его превосходительства» это прежде всего фильм для юношества. Главный герой, который воплощает в себе «светлое будущее» это 12-летний мальчик Юра. К 1941 году это уже полковник НКВД и руководитель партизанского и подпольного движения в Крыму — Георгий Северский. … Может быть, а может и не так. Между реальными прототипами героев сериала ко времени съемок отношения были разрушены.

Смена элит — самая важная сейчас тема. Мир должен измениться. Это ясно всем. Как? Помогают этим переменам спецслужбы или мешают?

Споры об истории никогда не закончатся, потому что даже самые честные воспоминания участников событий обычно не сходятся. Достаточно сравнить 4 разных Евангелия — ну это классический пример. Собственно, для нашего проекта важны места событий и места съемок фильма, рассказ и показ, и время для собственных выводов каждого туриста.

Крым был важнейшим театром военных действий Гражданской войны, самых кровавых и трагических. Фильмы еще будут, будет еще много противоречивых суждений, но на все тех же местах. История переменчива, география вечна.

Адъютант его превосходительства. Личное дело

Па́вел Васи́льевич Мака́ров (18 марта 1897, Скопин, Рязанская губерния — 16 декабря 1970, Симферополь) — личный адъютант Командующего белой Добровольческой армией генерал-лейтенанта Май-Маевского, прототип «адъютанта Его Превосходительства». Писатель, партизан Гражданской и Великой Отечественной войн.

Биография
Отец — кондуктор товарных поездов Сызрань-Вяземской железной дороги — погиб в 1903 году при крушении поезда. Павел вынужден был рано начать работать: в типографии, в малярно-кровельной мастерской. Затем, переехав в Крым, в Симферополь, торговал газетами, при этом был арестован за распространение информации, не прошедшей цензуру. Закончил 4 класса училища.

«Адъютант Его Превосходительства»

После начала Первой мировой войны поступил в Тифлисскую школу прапорщиков. В 1917 году попал на фронт, был ранен. После развала фронта вернулся в Крым.

В Крыму Макаров примкнул к большевикам и, по его словам, вместе товарищем Цаккером был направлен для формирования частей Красной Армии. Под Мелитополем он попал к дроздовцам и, спасая свою жизнь, назвался офицером, но «повысил» себя в чине до штабс-капитана. Был зачислен в Добровольческую армию. Несмотря на отсутствие образования (писал с орфографическим ошибками) и хороших манер, сумел попасть в доверие к командующему армией Май-Маевскому.

С братом принимал участие в подготовке восстания в Севастополе, но заговорщики были раскрыты. Брат был арестован и казнен белыми, Павел Макаров смог бежать и примкнул к «зелёной» повстанческой армии, действовавшей в лесах Крыма — партизанам. У «зелёных», которые в то время были союзниками красных, он встал во главе отряда (3-го Симферопольского повстанческого полка).

Павел Макаров быстро освоился со своими обязанностями адъютанта, которые, достались ему в награду за деятельность осведомителя о настроениях офицеров-«дроздовцев».

Штабс-капитан протаскивает в окружение Май-Маевского «своих» людей, в том числе и брата Владимира, действительно, по всей видимости, бывшего большевиком-подпольщиком (впрочем, никаких отчетливых доказательств тому нет, за исключением того, что позже Владимир был арестован контрразведкой и казнен). По воспоминаниям одного из белых генералов, командующий в основном использовал своего адъютанта в качестве «добытчика вина» (запои Май-Маевского были хорошо известны; степень их влияния на его способность командовать армией очевидцы оценивали по-разному), что предполагает некоторую степень интимности.

Интересно, что в фильме на пьянство Владимира Зеноновича, блестяще сыгранного Владиславом Стржельчиком, упор не делается; видимо, Павлу Кольцову должен был противостоять противник без столь очевидных изъянов…

Сам Макаров признавался в том, что блестящим офицером он не был (в отличие от кинематографического Кольцова, сводившего с ума зрительниц манерами, выправкой и великолепно сидящей белогвардейской формой) – сказывались нехватка образования и воспитания: за плечами у Павла Васильевича, сына железнодорожного кондуктора, были только четыре класса реального училища. Впрочем, очень многие боевые офицеры тоже не могли бы блистать «на паркете» и на параде.

С арестом Макарова тоже дело не вполне ясное. Сам он утверждал, что был схвачен в связи с делом брата-подпольщика. По версии же комиссии Крымского отдела ВКП(б), разбиравшей его дело в конце 20-х, он попал на гауптвахту за участие в пьяном скандале (немалые проблемы с алкоголем у бывшего адъютанта случались и в советское время). В любом случае, он примкнул к Крымской Повстанческой армии, образованию не вполне определенного «цвета» (но в любом случае решительно не белого!), командовал крупным отрядом, провел несколько дерзких операций, за что удостоился упоминания в мемуарах Врангеля уже в новом качестве. После изгнания белых работает в ЧК, в милиции, в ряде других советских организаций, дважды попадает под подозрение, но отделывается по тем временам сравнительно легко.

За проведение успешных операций против белогвардейцев был награждён Папаниным 20 ноября 1920 года именными серебряными часами. После занятия Крыма красными частями Макаров был направлен на работу в ЧК, где занимался борьбой с бандитизмом. Позднее работал в милиции в Алуште, затем в Управлении исправительно-трудовых учреждений при Наркомате юстиции Крыма.

В 1927 году вышла книга воспоминаний Павла Макарова «Адъютант генерала Май-Маевского». За два года она выдержала пять изданий.

В конце 1920-х годов была создана специальная комиссия для проверки участвовавших в гражданской войне бывших красноармейцев, красных партизан и т. п. После выхода его мемуаров поступали многочисленные разоблачительные письма. В 1929 году по результатам проверки фактов, содержащихся в книге, Павел Васильевич был исключён из рядов красных партизан и лишён персональной пенсии.

В своих воспоминаниях Павел Макаров утверждал, что был направлен крымским красным подпольем на формирование частей Красной Армии, и к «дроздовцам» примкнул, спасая свою жизнь (при этом бывший прапорщик сам повысил себя в чине до штабс-капитана, в отличие от героя фильма, имевшего заготовленную в ЧК «легенду»). После выхода в свет книги в 1927 году эта версия был поставлена под серьезное сомнение. Крымские подпольщики в один голос отрицали знакомство с Макаровым до начала его карьеры у белых.

В 1937 году Макаров был арестован НКВД и пробыл в тюрьме два года. В ходе следствия также проводилась проверка фактов, изложенных в его книге. Выяснилось, что часть из них не соответствует действительности, однако приговор был весьма мягким (два года заключения «за призыв к подрыву Советской власти»; с учётом уже проведённого в тюрьме времени был сразу выпущен на свободу). Репутация Макарова была частично восстановлена, в 1939 году ему была возвращена персональная пенсия.

Во время двухлетнего следствия в конце 1930-х годов Павел Васильевич сам признался, что никакой связи с подпольем он не имел и ничего полезного для революции не сделал (надо заметить, что «форсированные методы следствия» к нему, судя по всему, не применялись). Скорее всего, Макаров, как и сотни тысяч других участников той братоубийственной войны, попал в определенный «цвет» достаточно случайно.

Великая Отечественная война

Во время Великой Отечественной войны Павел Макаров возглавил самый большой партизанский отряд, который базировался в Крымском заповеднике над Алуштой. Вместе с ним воевали его жена и дочь. Фашисты зверски убили его мать, тестя и тёщу и невестку его жены. Сын, закончивший летное училище, погиб.

Крымский исследователь Евгений Мельничук уточнил: «С 15 ноября 1941 года по 10 апреля 1942 года партизаны отряда уничтожили 347 фашистов, совершили 4 диверсии, 5 нападений на базы противника и провели 9 оборонительных боёв».

Многие члены отряда погибли от голода на хребте Абдуга, хотя здесь находился лагерь с сапожной и портняжной мастерскими, кожевенным заводом, мастерской по зарядке аккумуляторов, кухней, хлебопекарней.

Описание „декабрьского“ дневника Макарова: «Лагерь № 5
Под названием лагеря «Молочная ферма» или лагерь «17 апреля». Расположен на карте Крымгосзаповедника в 26 квартале лагерь получил наименование «Молочной фермы» потому, что там первоначально у партизан находились коровы до 100 голов, а наименование лагерем «17 апреля» произошло после боя с противником, когда немцы сожгли лагерь. 17 апреля на рассвете противник сосредоточил весьма крупные войска немцев, румын и отборных частей СС. Сплошными цепями охватил всю Яйлу, Биюк-Янкойский хребет, хребет Голого Шпиля, весь Алмалан, Абдугу и всю речку Косу и дорогу от деревни Бешуй до перевала Заповедника и Корбеклынскую дорогу до г.Чатырдаг с целью полной ликвидации партизанского отряда. Даже на Джеляве были вырыты окопы с пулеметными гнездами, чтобы партизаны не могли пройти в другой район. На рассвете немцы бесшумно подошли к лагерю и открыли сильный пулеметный и автоматный огонь после короткой стрельбы со стороны партизан. Партизаны, ввиду истощения сил, не могли вести бой с такими регулярными войсками с головы до ног насыщенными техникой и вынуждены были оставить лагерь и перейти в скрытное место на Раздольный Яр. Немцы ворвались в лагерь, захватили беспомощных больных и раненых партизан и живыми сожгли их на месте, при этом связав им руки телефонным проводом. Три дня немцы во всех направлениях делали прочесы, стараясь обнаружить партизанский отряд. Не один раз партизаны слышали как около них проходили цепи противника. Три дня партизаны ничего не ели, скрытно, бесшумно ожидая когда уйдут войска. И когда они ушли партизаны обнаружили на лагере жуткую картину. Все палатки сожжены и в них лежали обгоревшие партизаны:

1. Самсонов 2. Григорьев 3. Иванов 4. Ефимов 5. Авдеев 6. Вольский 7. Дегусар 8. Забин 9. Карадиевский (Карсунский)

и погибли около лагеря от голода и убитые 1. Михайлов 2. Васильченко 3. Дубенко 4. Тодаров 5. Волыхин 6. Бирюков 7. Богушевский Виктор 8. Бабенко 9. Паненко 10. Линецкий 11. Кузнецов 12. Пальчицкий 13. Трахтенберг 14. Бельбер 15. Суслов 16. Жельможин 17. Игнатов 18. Алнатов

Истощённого Павла Макарова в октябре 1942-го эвакуировали на Кавказ, где наградили орденом Красного Знамени. Позже награждён орденом Красной Звезды и медалью «Партизан Отечественной войны». Представления к награде, характеристика на Павла Васильевича также хранятся в Государственном архиве в АРК.

Жена партизана Анна, тоже боец 3-го отряда, награждена медалью «За боевые заслуги», дочь Ольга — кавалер ордена Отечественной войны.

Об этом периоде своей жизни Макаров написал в книге воспоминаний «Партизаны Таврии».

Послевоенная жизнь

После войны книга о приключениях адъютанта генерала Май-Маевского обрела вторую известность. По её мотивам создавались литературные произведения, делались театральные постановки. Однако о самом Макарове в них практически не упоминалось. Он пытался бороться с плагиаторами, добиться хотя бы ссылок на свою книгу, но это приводило лишь к конфликтам с литераторами. Своего пика этот конфликт достиг, когда в 1968 в журнале «Вокруг света» стали публиковаться отрывки сценария будущего телевизионного фильма «Адъютант Его Превосходительства» под авторством Болгарина и Северского. Позже вышла книга Игоря Росоховатского на ту же тему.

Скончался Павел Васильевич в 1970 году в возрасте 73 лет.

по материалам сайта Крымология и других публикаций

«В апреле 1970 года, когда Советский Союз готовился отметить главный идеологический праздник — столетие со дня рождения Ленина, на телеэкраны вышел сериал «Адъютант его превосходительства». В нем враги советской власти вдруг предстали не привычными злодеями, а нормальными людьми, тоже любящими Россию.

В то время как создатели фильма переживали обрушившуюся на них славу, получали гонорары и государственные премии, за полторы тысячи километров от Москвы, в Симферополе, от обиды, водки и сердечной боли умирал не киношный, а истинный адъютант его превосходительства — бывший штабс-капитан, участник трех войн Павел Васильевич Макаров. Кем был этот человек на самом деле? Красным разведчиком в стане белых? Отчаянным авантюристом? Или просто запутавшимся в революционных событиях человеком?»

Режиссёр Максим Файтельберг. Программа «Личное дело»

================

ПРАВДА О ТОМ, КАК СОЗДАВАЛСЯ «АДЪЮТАНТ ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА»
Игорь Росоховатский 13 октября 1995

В скоростном трамвае номер один водитель объявил остановку: «Бульвар Кольцова!»

Молодая женщина спросила меня:

— Того самого, из «Адъютанта его превосходительства»?

— Нет, — улыбнувшись, ответил я. — Кольцов из «Адъютанта» — придуманный персонаж.

— Неправду говорите, — накинулось сразу трое пассажиров. — Тоже, «знаток» выискался! Тот Кольцов был в жизни, мы про него и в газетах читали.

— Ну, если так, — пожал я плечами.

— То-то, не знаешь — не лезь. А то — «придумал». Кто ж его мог придумать? Ты, что ли? — и дружно засмеялись. И я вместе с ними. Но хохотал я так искренне и весело, что вызвал их удивленные взгляды и настороженность.

А причина для смеха у меня была весомая… Но расскажу все по порядку, как оно было в жизни…

…Мартовским днем ровно тридцать лет назад меня, литературного сотрудника редакции пионерской газеты «Юный ленинец» вызвала главный редактор Галина Архиповна Литвинова и сказала:

— В следующем году будем праздновать пятидесятилетие советской власти и ВЧК. Есть ли у нас литературные материалы к этой знаменательной дате? — и выжидательно посмотрела на меня.

Я смутился, вынужден был ответить:

— Пока, к сожалению, ничего…

Галина Архиповна достала из папки журнальную вырезку, протянула мне и произнесла «со значением»:

— Тогда прочитайте вот эту заметку. Другие люди побеспокоились о нашей газете, принесли мне вырезку из журнала «РТ» — «Радио — телевидение».

В заметке говорилось о том, что бывший заместитель командующего партизанскими соединениями Крыма Георгий Северский вместе с сотрудником Симферопольского радиокомитета подготовил интересную радиопередачу о своем боевом друге командире партизанского отряда Павле Макарове, который во время гражданской войны был адъютантом деникинского генерала Май-Маевского, выдавал себя за сына офицера, дворянина, но был разоблачен контрразведкой, узнавшей, что его родной брат — председатель ревкома, что их мать — не дворянка, а прачка. Павлу Макарову чудом удалось бежать из-под стражи, затем он партизанил в тылу у Врангеля. А в годы Отечественной войны он же снова стал командиром партизанского отряда в крымских горах в тылу у оккупантов-немцев…

— Интересная судьба? — спросила Галина Архиповна.

— Интересная, — подтвердил я.

— Вот вы, как молодой литератор, и напишите для нашей газеты повесть об этом замечательном человеке. Заодно она станет литературным материалом к знаменательной дате.

— Но ведь уже есть автор радиопередачи. И как друг героя, он хорошо владеет материалом, — возразил я. — Возможно, он и напишет для нас повесть.

— Попробуйте это предложить ему, — согласилась редактор. — Но в любом случае материал — за вами.

Георгий Северский постоянно жил в Симферополе, но в то время, как выяснилось, находился в Москве. Туда в командировку отбывала наша сотрудница и разыскала его. Георгий Леонидович сказал ей, что никогда не писал для детей и согласен создавать повесть для газеты только в соавторстве со мной, поскольку знает меня по книгам и публикациям в прессе. Вскоре он приехал в Киев и явился в редакцию, чтобы договориться со мной о соавторстве.

Из нашего разговора я понял, что хотя у Георгия Северского вышли книги о его партизанской жизни, писал он их не сам, а методом литературной записи с помощью опытных литераторов, фамилии которых не всегда указывались. Мы договорились, что Георгий Леонидович будет поставлять для повести «фактаж», общаясь со своим боевым другом, а создавать сюжет, вводить в него «детскую» линию и писать повесть — дело мое. Северский сказал, что хорошо знает годы гражданской войны, когда он, сын красного командира, был беспризорником. Он предлагал для юного героя повести свою биографию. Но я возразил: во-первых, «сын красного командира» — банальность: «сыновья лейтенанта Шмидта» уже кочевали не раз из одного произведения в другое; во-вторых, образ мальчика в таком случае получится статичным. Лучше я сделаю его сыном белого офицера, который по воле и логике обстоятельств приходит к красным и остается с ними. Тогда будет движение образа — от ненависти к симпатии. Кроме того, и это затем явилось очень важным, весомым, — я отстоял для себя привилегию — не рисовать белых одной черной краской, как было принято в большинстве литературных произведений тех лет. Увы, в процессе создания повести мне пришлось еще не раз отстаивать эту привилегию, ведь, как оказалось, Г.Л.Северский после войны был начальником Ростовского УГБ и, как говорят, придерживался «определенных традиций». Как-то он рассказал мне о случае из партизанской жизни, когда изголодавшиеся партизаны пришли к нему требовать еды, и один из них, бывший дирижер симферопольской филармонии, закричал: «Я умею играть на семи инструментах, но что, скажите на милость, я смогу приготовить из горстки муки, которую нам выдают на целый день?»

Он рассказал это и посмотрел на меня:

— Учтите, обстановка в соединении была накалена до предела. Всем нам действительно грозила голодная смерть. Достаточно было малейшей искры — и мог вспыхнуть бунт. А вокруг — каратели, их отряды сжимают кольцо. Что бы сделали вы, интеллигент?

— Рассказал бы ему правду, что запасов нет, разъяснил обстановку…

— Не успели бы. Бунт готов был вспыхнуть сиюминутно…

— Что же сделали вы?

— Закричал «провокатор, предатель!» — и выстрелил в него. Только так можно было погасить тлеющее пламя.

И все же, преодолевая сопротивление и соавтора, и мнимой «актуальности», я старался писать о белогвардейцах по фактам, которые находил в более или менее объективных источниках, не опускал ни зверств, ни благородства — то есть использовал всю палитру художественной литературы. Это и определило направленность и успех произведения, ведь в то время даже такой показ белых, да еще в пионерской газете, считался смелостью. Однако это позволило заострить сюжет произведения.

В то же время «сюжет» наших взаимоотношений с соавтором развивался по иной линии и все больше запутывался. Я изредка приезжал по командировкам в Симферополь, где жил и герой нашего произведения — Павел Макаров. Однако Георгий Леонидович под разными предлогами не позволял мне увидеться с его «боевым другом»: то Павел Макаров болеет, то разводится с женой.

Один из крымских журналистов «по секрету» сообщил мне, что у Павла Макарова выходили мемуары в литзаписи.

«Бульварная книжонка, выходила в 30-е годы, затем была запрещена и изъята из обращения, — авторитетно ответил мне Георгий Леонидович. — У самого Макарова ее также нет».

Не раз я вспоминал об этом, когда получал от Георгия Леонидовича письма с «фактажом»: мой соавтор не очень дружил с грамматикой, часто не употреблял таких «мелочей» как запятая и точка, а «фактаж» излагал бойко, согласно литературным правилам, и в общем — достаточно грамотно. Загадочное несоответствие. Неужели откуда-то переписывает? Но не мог же я заподозрить в чем-то предосудительном, постыдном человека с боевым партизанским прошлым. Даже мысль такую отгонял от себя.

Между тем первые разделы документальной повести были написаны, и в газете мы дали анонс — отрывок из них с сообщением, что вскоре опубликуем всю повесть. Сразу же пришло много писем от юных читателей, которым не терпелось поскорее прочесть все произведение.

Естественно, я посылал своему соавтору разделы повести по мере написания их, он своевременно откликался, иногда указывал на какие-нибудь погрешности в описаниях событий, одежды героев и т.д. Сообщил я ему и об интересе читателей к отрывку и просил поторопиться с «фактажом», поскольку повесть мы, видимо, опубликуем раньше, чем предполагали.

Ободренный и подстегнутый добрыми вестями, а возможно, и «под газом» — такое с ним случалось, — мой соавтор забыл о всякой осмотрительности и в очередной партии «фактажа» прислал мне старательно переписанные отрывки из романов «Как закалялась сталь», «Хождение по мукам», а также несколько выдранных просто из книги листочков с описанием эпизодов из жизни Павла Макарова. Только тогда его ореол в моих глазах начал рассеиваться, и я стал кое-что понимать. Подозрения наконец-то оформились.

Я вызвал его на переговорный пункт к телефону — домашнего телефона у него тогда не было — и поставил жесткое условие: либо он пришлет мне книгу мемуаров Павла Макарова, либо я сам стану разыскивать ее в библиотеках, отложив написание повести.

Он счел лучшим прислать. Оказалось, что это вовсе не «бульварная книжонка тридцатых годов», а добротно изданные в литературной записи мемуары, неоднократно переиздававшиеся. В частности под названием «В партизанах Таврии». Вторая часть называлась «Адъютант генерала Май-Маевского».

Пришлось мне фундаментально переделывать всю уже обещанную читателям повесть, выбрасывать «фактаж», придумывать новые сюжетные ходы и приключения. Конечно, повесть выходила не документальной, а художественной, в которой от документальности остались только факт пребывания в адъютантах Май-Маевского самого Павла Макарова и некоторые эпизоды из его биографии. Эта повесть и публиковалась в «Юном ленинце» с 19 июля по 1 ноября 1967 года — как раз к дате.

Затем ею заинтересовалось издательство «Молодь» и попросило представить уже не газетный, а книжный вариант. Поскольку полагалось заручиться согласием соавтора, я попытался связаться с Георгием Северским, но на это раз он не отвечал ни на письма, ни на вызовы к телефону.

А затем я увидел экранизацию повести по телевизору в фильме «Адъютант его превосходительства», созданного без моего ведома. Сценаристов значилось двое — неизвестный мне Игорь Болгарин и Георгий Северский.

Повесть «И все-таки это было» узнал сразу. Тот же придуманный мною сюжет — правда, мальчика звали не Миша, как в повести, а Юра, те же образы. Многие диалоги совпадали слово в слово. Это сразу же отметили и юные читатели. Вот письмо в редакцию школьника из города Константиновки Игоря Куценко: «Уважаемая редакция! По телевизору демонстрировалась сегодня пятая серия телефильма «Адъютант его превосходительства» по повести «И все-таки это было», которая печаталась в «Юном ленинце»… У меня к вам просьба, не можете ли вы еще раз опубликовать эту повесть?..»

И все-таки я еще никак не мог поверить, что мой соавтор меня так постыдно обманул, использовав, как «рабочую лошадку». Пытался снова вызвать его на междугородный переговорный пункт — Георгий Леонидович на переговоры не приходил.

Мне не оставалось ничего другого, как обратиться письменно на киностудию «Мосфильм», выпустившую фильм.

Только теперь мой соавтор наконец откликнулся. Позвонил мне. Сначала пытался оправдаться: ему, мол, на киностудии «подсунули» в соавторы «своего» сценариста вместо меня — иначе фильм вообще бы «не пошел». Северский предлагал мне прекратить жаловаться. Встретив отказ, начал угрожать, ссылаясь на то, что сама министр культуры Екатерина Фурцева якобы сказала: «Кто посмеет поливать грязью такой успешный пропагандистский фильм о красном разведчике, тому не поздоровится». Знакомые, приятели, работавшие в кино, тоже советовали мне «не заводиться». Один из них так и сказал: «Замараешься. Потом скажут: ах, этот… Какой-то скандал с ним связан. То ли у него что-то украли, то ли сам что-то украл. Лучше всего — не пускать и на порог»…

Но не мог же я допустить, чтобы меня так просто и безнаказанно обвели вокруг пальца и использовали на «поденной» работе.

Я «закусил удила» и подал заявление, как было положено, в народный суд Гагаринского района Москвы, где находилась киностудия «Мосфильм». Началась судебная тягомотина, о которой меня предупреждали знакомые. Рецензенты — известные режиссеры и «правдолюбы», зависящие, однако, не от меня, а от киностудии, писали, что хотя отдельные диалоги и сюжет совпадают, но это еще ничего не доказывает, поскольку повесть начала публиковаться в газете позже, чем она же — в виде литературного сценария — была подана на киностудию: как будто им, прожженным «наивным» литераторам не было известно, что до публикации путь долгий: сначала произведение читают и редактируют, рецензируют, иллюстрируют и т.д. Пришлось брать свидетельские показания от сотрудников редакции, когда именно каждый из них знакомился с рукописью. Затем выяснилось, что заверить редакционной печатью подпись того или иного сотрудника недостаточно — нужна печать нотариуса. А нотариус требовал обязательной явки к нему самого свидетеля, а сотрудники не всегда могли явиться: тот болеет, тот уехал в командировку…

В таких мытарствах проходили месяцы… Суд все откладывался. Однажды у входа в помещение Гагаринского райсуда меня остановила сановная и весомая (не только в натуральном весе) дама. Сказала, что работает в Министерстве культуры, помахала перед моим носом удостоверением и почти слово в слово повторила слова Северского о том, что сама Екатерина Алексеевна просит не поливать грязью такой успешный пропагандистский фильм. Мне уплатят, что положено, «за экранизацию произведения», а я должен сидеть тихо, «как мышка».

Время от времени мне звонил в Киев Северский и тоже предупреждал, чтобы я вел себя тихо, а не то…

Но вот однажды мне позвонил режиссер-постановщик фильма Евгений Ташков. «Мне рассказал Виктор Золотаревский (режиссер, теперь живет в США), кто на самом деле является автором повести. Я глубоко возмущен и полностью на вашей стороне. Я и раньше подозревал их в махинациях, ведь киносценарий по повести написал я по договору. Выходит, что настоящими авторами фильма являемся мы с вами, а главные лавры — и не только лавры — достались этим двоим»…

И он действительно явился на судебное заседание, чем весьма озадачил и напугал ответчиков. И тогда они попросили меня подписать с ними мировое соглашение, которое еще раз узаконит мое авторство повести и даст мне право на уплату за экранизацию. Заверили, что все равно никогда больше не используют повесть. Будто ненароком добавили: если же не согласитесь на «мировое», пеняйте на себя, готовьтесь к судовой волоките еще на долгие годы. Замотаем вас, загоняем по судебным инстанциям.

Обратился я за советом к народному судье Ивану Петровичу Самойленко. Он к тому времени уже хорошо усвоил ситуацию, понял, как распределялись роли, кто работал, а кто присвоил продукты труда. Подумал-подумал Иван Петрович и ответствовал:

— Жаль мне вашего времени, да и своего тоже. Ну какому судье хочется лишней работы?

И согласился на «мировое». Смалодушничал. Пожалел себя и свое время, необходимое для творческой работы.

А те двое опять сделали вовсе не так, как обещали. Во-первых, гонорар «за экранизацию» пришлось получать через судоисполнителя, удержавшего деньги с военной пенсии Северского. Во-вторых, видимо, они опять нашли какую-то «рабочую лошадку» и, создав продолжение телефильма, выпустили затем «двухсерийную книгу» «Адъютант его превосходительства», куда включили куски текста из повести «И все-таки это было».

Методом вот такого новейшего «фольклора» и был создан фильм, полюбившийся многим зрителям. Жаль только, что от жизни в нем осталось совсем немного. Зато было много авторского домысла. Если захотите сравнить, прочитайте мемуары самого Павла Макарова «В партизанах Таврии».

Теперь, надеюсь, понимаете, почему я так весело смеялся в трамвае, поспорив с пассажирами по поводу названия остановки «Бульвар Кольцова»? А в честь кого названа остановка, и для меня остается загадкой: то ли в честь поэта Алексея Кольцова, то ли в честь писателя и журналиста, автора «Испанского дневника» и редактора журнала «Огонек» Михаила Кольцова, то ли в честь биолога Николая Кольцова, основоположника российской экспериментальной биологии… Неизвестно. У остановки есть фамилия, но нет имени. Вот только об одном могу с уверенностью сказать: к персонажу «Адъютанта» она не имеет никакого отношения…

==============

Северский Георгий Леонидович
Родился в 1909 году.

Писатель. Был руководителем партизанского движения в Крыму.

В войсках НКВД с 1931 года. Военное образование — окончил заочно шукс НКВД в 1939 г. Военное звание — политрук.
Награжден в 1940 г. знаком «Отличник РККА».

Ушел из жизни весной 1997 года.
призы и награды
Лауреат Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых (1971 — за сценарий телесериала «Адъютант его превосходительства»).

=========

В 1921 году Георгию Северскому было 12 лет. Был ли он прототипом мальчика Юры, сына полковника царской армии? Известно лишь, что он был сирота. В 1917 ему было 8 лет. Что он прошел и что мог помнить точно? А в 1920-е годы среди беспризорников, если верить фильмам, придуманные романтические биографии с аристократическими корнями были нормой. Мода на дворянское происхождение вспыхнула и в 1970-е годы, уже в развитом Советском Союзе.