Краеведение. Рефераты. Туризм

Это была легкий и приятный заработок, да еще и звучало красиво «комендант горного приюта» — для пресного и небогатого на события 1979 года, действительно здорово. Серёга долго придумывал свою комендантскую форму и вложил в нее гораздо больше денег, чем даже мог заработать за сезон. Но он знал, зачем он это делает. Ему нужны были приключения, а не деньги, и не просто приключения, а любовные. Впрочем, зачем так возвышенно и невнятно? Ему нравилось трахаться на природе и желательно, чтобы каждый день с новой телкой.

«Минет еще не повод для знакомства«, — для него это была не просто веселая поговорка, а скорее жизненный принцип. В городе было сложно избежать женских поползновений на его независимость, и всякий раз слишком долгие постельные кувыркания начинали обрастать претензиями, забирая его дневное время, вообще-то давно расписанное между друзьями и увлечениями. Учеба в университете и «разгрызание» гранита системного анализа не прошли даром: он создал совершенную технологию, настоящий конвейер, доставляющий ему прямо в горы ежедневно около двух десятков готовеньких ко всему девок и тёток. Последние его развлекали не меньше, чем молодухи. Конечно, их лица были не свежи, но в темноте сетка морщин не так уж и заметна. Зато тела их были как-то мягче и податливее, а уж ухватки ясное дело посмелее — «Уууухххх!», он даже выгибался весь, и какая-то сладкая энергия прокачивалась в нем от крестца к груди, а потом к лобку.
Ладно, хватит валяться, новая группа вроде уже выстроена.
На травке перед рядом здоровых каркасных палаток выстроились очередные «любимицы профкомов». Уж неведомо, какими правдами и неправдами им удалось на зависть всем подругам достать путевку в Крым. Конечно, горы им и на фиг не нужны были — загорать на пляже, подставлять оголенные прелести ласковому солнышку и жарким взорам южных мужчин, за это можно было и потаскаться по горам по плановому (как и все в этой стране) маршруту.
Обязательный инструктаж для вновь прибывших превращался в спектакль: комендант оказался приятным высоким молодым парнем. А одет-то как, господи!?! Австрийские горные ботинки, нечто по сложности и цене напоминающее джип: мощнейший протектор; тройные швы; кожа нескольких видов животных; два язычка — внутренний мягкий и впитывающий пот, наружный непромокаемый и непробиваемый; специальные петли над пяткой, чтобы справляться без рожка. Да что там говорить, обувая эти ботинки, он словно водружал себя на постамент, высоко воспаряя и над средним советским достатком, и уж тем более над убогими возможностями совковых «домов обуви».
Выше ботинок из одежды были только плавки и куртка, что делало его откровенно похожим на петуха-производителя (а он вообще-то не сильно и шифровался, группа-то приходит на 2 ночи!). Но это были не просто плавки и куртка. Во-первых, между ботинками и плавками все-таки были ноги, слегка волосатые, но очень крепкие и стройные — чего уж их прятать. Плавки были из загранплавания, японские, вторых таких в Крыму точно не было. А куртка вообще — по дружбе стыренная с киносъемок. Это была велюровая узорчатая пижама с большими атласными отворотами. Как раз для сцены, когда старый лорд смотрит из окна родового дома на уличную суету Лондона и степенно произносит «Сегодня с утра смог», а дворецкий так же степенно: «Поздравляю Вас, Ваша светлость».
Серега мог всегда: и с утра, и после обеда, хотя, конечно, для этих дел лучше южной ночи ничего не придумаешь. Вот только не мог он, когда надоест одна и та же. Черт его дернул оставить двух симпотных туристок на все время горного маршрута. Точнее не черт, а друган. Говорит, «ну клевые ведь телки, жаль, что уйдут послезавтра навсегда». Чего жалеть, ну уйдут, придут другие — лучше. А ты давай на этой пыхти, чего уж хуже? Предложил им на третий день, давай Ленка будешь с Сашкой, а я с Олькой. «Да за кого ты нас принимаешь, мы не такие, чтобы сегодня с одним, завтра с другим:».
Не такие, хе! Со мной легла, я даже имени ее еще не запомнил, а с Сашкой моим другом лучшим, ей вроде не прилично — и это, когда они уже знакомы аж третий день!
Бабы. Вникать в их логику: Никакого образования не хватит.
Так, ладно. «На территории горного приюта поддерживать санитарный порядок и чистоту. Если нет вопросов, все свободны».
Группешник так себе, есть сиськи ничего, есть ногастые, но худые слишком — явно динамистки, время тратить не стоит. Пышка одна, если ночь будет ясная и холодная с нее и начнем, хоть будет во что зарыться.
Вроде «все идет по плану», пора мотоциклом заняться. Серега пошел к себе на «ранчо» — жил он не в каркасных палатках, а поодаль (любил во время порева поорать-постанать-попыхтеть, так что надо было звуковой барьер для защиты мирного сна советских граждан создать). Ранчо представляло собой две палатки, иногда три-четыре (если друзья приходили из города), и выложенное из камней кострище. Все это было огорожено плетнем с козьими и коровьими черепами, занятными корягами, и, в общем, хорошо смотрелось.
Однако с мотиком он завозился, «Ява» это тебе не «Харлей-Девидсон». Солнце ухнуло за Чатыр-даг, и сразу стало темно. Но тут из-за Долгоруковки выпулилась луна. Во, блин, ну точно — блин. И нездоровой такой величины, и цвета нездорового. Зато мощща — все доделал при ее свете. Можно кататься. Это была его коронная фишка: после катания по верхнему плато, по серебрящимся от ночной росы и лунного света волнам высокой яйлинской травы; после его россказней о жрицах любви на Храмовом мысу, пике Эклизи бурун, и мерцающей всеми огнями на фоне ночного моря Алушты — такая прелюдия делала из чопорных и самоуверенных столичных штучек настоящих гурий. Они позволяли и ему и себе такие вольности, какие бы не стали даже смотреть во «взрослых» кино или «веселых картинках».
Черт, прозевал я ужин, а кто же теперь где? Ладно, стоит лишь завестись, а судьба подкинет пассажирку. Он выкатил «Яву» за плетень и решил вначале мотнуться за водичкой к дому лесника. И кордон, и приют назывались «Криничка», как раз благодаря колодцу. Инструктора болтали, что у него нет дна (во придурки!?), хотя, конечно, пещеры здесь знаменитые вокруг, а хотя бы и Бин-баш-коба:
Он пил прямо из ведра и наслаждался вкусом, он всегда старался получать удовольствие от самых простых вещей. Наверное, он очень долго пил, потому что подняв глаза от прохладного свода ведра, он неожиданно увидел девушку в светлой рубашонке и с плетеным хайратником на лбу. «Стильная девка, ха, еще и босая — точно из хипанов московских или питерских». Полосочки черепов, которыми была обшита ее рубашка (или платье? — короче, вроде туники штука), его позабавили. Парням на ранчо точно понравится. Только кто ж им ее сразу вот так и выложит на блюдечке с каемочкой? Надо ее покатать-потрахать для начала. Катать судя по всему придется долго, зато и трахать — соответственно.
«Привет, милая. А ты что, у лесника остановилась? Что-то я тебя раньше не видел здесь. Тебя зовут-то как?» — он говорил это, уже газуя понемножку, играя мышцами своих по-прежнему голых ног, и купая в лунном свете свои «упоительно дорогие» австрийские ботинки. Она подняла на него глаза, и он оставил в покое боты. Ему стало действительно интересно (впервые интересно, если по правде) ее имя. Губы ее слегка дрогнули, раскрылись навстречу ему и вытянулись в долгом «Юююю-ииии». Его взгляд уже не отрывался от этих губ, пока она не оказалась у него за спиной, на сиденьи мотоцикла. «Не болтлива, ну чего еще желать: Вперед!»
Они выбрались сквозь буковый лес на горные луга, и здесь уже «Ява» не посрамила его дневных стараний. Девчонка сидела также тихо и приятно жалась к велюру его куртки. Он гладил ее прохладную голую ногу левой рукой и, запустив ее уж совсем далеко за спину, удовлетворенно констатировал тот факт, что под рубашкой у нее ничего не было. Юи крепко держалась руками, скрестив их у него на поясе. Серега для проверки понемножку стал подстраивать своего вздыбленного уже конька к ее мизинцам. Не теряя контроля за кочками и валунами на яйле, он все больше возбуждался и ощущал уже реальные фонтаны адреналина в крови.
«А хорошо едем, Ага?! или не Ага!?» — «Ага:» — пропела она так нежно, что он понял, укатываться уже достаточно, и повернул к пику Эклизи-бурун.
Вдруг на фоне искрящейся в лунном свете росистой травы из ниоткуда возник всадник на лошади. С обоими было не все в порядке: у жеребца был слишком большой член, а у всадника не наблюдалось головы. Сереге что-то поплохело, и он поклялся себе не курить больше травы. Видение быстро пересекло склон пика и ринулось с обрыва вниз. Серега плюнул и быстро успокоился, от такой луны тени маленьких облачков, проносясь по горам, и не такие еще мультяшки могут нарисовать.
Они слезли с мотоцикла у самой триангуляционной вышки. С юга переливалась огнями Алушта. На севере пылал пыльным заревом Симферополь. Он стал нежно целовать ее губы, она слегка отступала, пока сзади ее не остановили конструкции вышки. Кажется, Серега вовсе и не был ей безразличен. Без всяких уговоров он стянул с нее тунику. Она просто таяла под его руками и понемногу безвольно спускалась, скользя спиной по трубам. «Тебе хорошо?», — Серега решил показать воспитание, оторвавшись все-таки от ее аппетитных губ. Она совсем уже оказалась внизу, а его японские плавки под вдруг отяжелевшими ее руками съехали вниз. Освободившись от эластичного плена, его конек рванулся на вольный горный ветер, покачиваясь у самого ее рта. Губы снова как в первый раз дрогнули и сложились в ее волшебное имя. «Ююю-иии», — и он вошел прямо в ее пение тихим ритмичным скольжением.
Серега закинул голову назад и довольно усмехнулся луне, не обращая внимания на мрачные трупные пятна, показавшиеся на ее бледно-желтой физиономии. «Только бы не кончить раньше времени, раньше 10 минут, так скажем, а лучше и 20-30».
Вдруг под руками он почувствовал вместо нежной кожи девичьих плеч грубую ткань, а под ней какие-то мягкие комки, вроде овечьей шерсти.
Это была Черная Кукла. И лишь челюсти у нее стали твердыми и безжалостными. Не веря еще в реальность всего происходящего, он пытался стряхнуть со своего напряженного члена эту тяжелую игрушку. Кровь, так обильно накачанная адреналином еще пару минут назад, просто уходила из него в шерстяную бездну куклы. На черном сатине вдруг прорезались глаза, и понемногу начали принимать прежнюю девичью красоту, только взгляд их был полон ненависти.
Он терял силы, и кровь все уходила и уходила из него, возвращая бесформенным столбикам рук и ног опять восхитительные мягкие изгибы.
Наконец она разжала челюсти, и он рухнул на траву бледный и бездыханный. Она склонилась над его шеей и несколькими быстрыми укусами отделила голову от тела.
Она довольно гладила рукой его высокий чистый лоб, как счастливая девочка радуется новой игрушке.
Мотоцикл еще не остыл и быстро завелся. Она усадила Серегу за руль и направила к обрыву, в последний долгий полет с самого высокого обрыва.
Она все еще не одевала своей туники и лишь коснулась ее чистого края вытянутыми губами. На месте кровавого поцелуя появилась свежая вышивка черепа. Касаясь поочередно таинственных знаков на своем кожаном ремешке, она стала изгибаться в тягучем чувственном ритме, отдаваясь незримым древним духам Храмового мыса. Вся великая гора Чатыр-даг слегка подрагивала, наслаждаясь танцем и втягивая своими черными подземельями упоительную энергию.
Внизу в Изобильном запели уже первые петухи. Она устало оделась и, прижав обескровленную голову к груди, полетела. Ее легкое стройное тело быстро скользило над яйлинской травой, как тень от маленького облачка, и со звуком третьих петухов тень эта просто слилась с черным проемом пещеры Бин-баш-коба, Пещеры Тысячи Черепов, или тысячи двух?

12 декабря 1999 года

Бин-Баш-коба — Пещера тысячи черепов. Часть первая.